— Но где ты его встретила?
— В кафе.
— А я его не знаю? — заинтересовалась мать.
— Ну, наверное, ты помнишь его мать, Веру Сергеевну
Шебанову из нашего двора, это ее сын, Витя. Мы дружили в юности, потом потеряли
друг друга из виду.
— Шебановы? Нет, я не помню… А где они жили?
— Во флигеле, на первом этаже.
— Подожди, она была портнихой?
— Нет, она работала в порту.
— Нет, тогда не помню. Но как разбросало людей по
свету! Говоришь, он ювелир? Это может быть интересно. Когда он за тобой заедет?
— В половине десятого.
— Жаль, у меня завтра в этот час процедуры.
Но ты возьми у него визитную карточку. Непременно.
— Хорошо, мама.
— Что ж, я рада, что ты, не будешь скучать, пока я
занята!
Надеюсь, когда ты освободишься, меня уже здесь не
будет! — мысленно проговорила Элла и, вслух пожелав матери спокойной ночи,
побежала к себе наверх, а Людмила Семеновна болезненно поморщилась: дочь так
топает по лестнице!
Витька вчера совсем, ничуточки ее не взволновал, но перед
встречей с ним она все-таки решила навести красоту по максимуму. Вымыла голову,
накрасилась, надела любимую черную рубашку, а к ней вчерашний шарфик, он
здорово освежал, и, разумеется, надушилась любимыми духами «Холодная вода».
И выбежала за ворота, сияя. Он вышел ей навстречу из
бежевого «Мерседеса», и они обнялись. , — Элюня, ты сегодня просто отпадно
выглядишь! Как я рад тебя видеть! Садись, пристегивайся.
Сама справишься или помочь? Ох, какие духи приятные! Ну, ты
не передумала менять билет?
— Не передумала! Вить, скажи, почему тут все ездят на
«Мерседесах», а? Вот даже прислуга к матери на «Мерседесе» приезжает и почти
все таксисты…
— В Австрии достаточно высокий уровень жизни, а
«Мерседес» здесь не признак особого богатства, а просто надежная, хорошая
машина по сравнительно доступной цене. Только и всего!
— А…
Поменять билет удалось уже на послезавтра. Элла сияла.
— Элюня, а может, ты делаешь глупость? Приехала на
месяц в такой город, в такую страну, можно вообще поездить по Европе…
— Нет, Витька, я не хочу ничего! Мне тошно быть
воплощенным разочарованием, понимаешь?
Он посмотрел на нее с нежностью и кивнул.
— Витька, а как тебе удалось освободиться на целый
день? Ты ж, наверное, очень занятой человек?
— Не имеет значения, если я встретил тебя. Я, Элюня,
никого и никогда так не любил…
— И я… Никого и никогда… Но я еще надеюсь.
— А я уже нет. Но мне и не надо.
— Витечка, скажи, ты что, пил?
— Да, было дело, по-черному пил. От тоски…
Но все-таки нашел в себе силы.., теперь вообще не пью, даже
вот с тобой по рюмашке за встречу не выпью! Я скучный стал, правильный, да?
Иной раз самому тошно. Но у меня дети…
— А фотографии детей с собой есть?
— Да. Вот смотри, специально сегодня захватил тебе
показать. Это сын, Ники, ему девять, а вот дочка… Элла.
— Витька!
— Она совсем на тебя не похожа, но приятно… что она
тоже Элла… А вот это Соня, моя жена. Она хороший человек, чудная мать,
настоящий друг…
— Тебе повезло в жизни, Витька, а ты говоришь так,
будто тебе не в радость…
— Да нет, не обращай внимания, просто у меня теперь в
жизни другая температура. Раньше постоянно было тридцать девять, а теперь
тридцать шесть и шесть. А ты по-прежнему температуришь?
— Не знаю, я не думала… Но, наверное, тоже нет,
перегорела…
— Нет, у тебя есть еще порох в пороховницах.
Только надо, наверное, что-то поменять в жизни.
Полюбить…
— Легко сказать! Некого любить-то, Витечка!
— Ерунда, Элюня, ты очень скоро влюбишься без памяти, а
то и полюбишь по-настоящему, я знаю.
— Откуда ты можешь это знать?
— Хочешь, расскажу?
— Хочу!
— Ты вот призналась, что любила только меня, а значит,
всех мужиков сравнивала со мной, с тем бешеным парнем, каким я тогда был, и они
казались тебе пресными, вялыми, да?
— Ну что-то в этом роде.
— А теперь ты увидела, каким я стал, ты разочарована…
— Не правда!
— Элюня, ты же всегда была хорошей девочкой, и как
хорошей девочке тебе не может не быть приятно, что я стал приличным человеком,
не пью, главное — не ворую, что я достойный член общества, — усмехнулся он
не без горечи, — но ты любила-то того, вора с бешеным темпераментом…
— То есть ты хочешь сказать…
— Нет, я хочу сказать совсем другое. Что ты теперь
свободна, того Витьки Шебы больше нет, нигде нет, понимаешь?
— Может быть… Да, наверное, ты прав… Витьки Шебы нет, и
мамы, любящей, но где-то заблудившейся, тоже нет… Но ты… Витька, откуда ты
такой мудрый, тебе ж еще и сорока нет!
— Потрепала жизнь, ну, наверное, с самого начала я не
вовсе дураком был. Ну хватит нам этих философствований, поехали обедать на
виноградники!
Хоть попробуешь настоящей австрийской кухни…
Он привез ее в ресторан на открытом воздухе, они поднялись
на гору на самый верх, где стояли столы и лавки из потемневшего дерева и откуда
открывался чудесный вид на другую гору, сплошь засаженную виноградом, с
церквушкой наверху.
— Вина выпьешь, Элюня?
— Нет, не стоит.
— Да что ты, надо попробовать местное вино, а за меня
не волнуйся, я спокойно выпью сок.
Подошла пожилая официантка, он сделал заказ.
Когда она принесла графинчик вина, высокий стакан сока и
бутылку минеральной воды, Витька сказал:
— А теперь пошли за едой!
— Куда? — страшно удивилась Элла.
— Вниз! Здесь подают только напитки, еду надо брать самим!
Какая глупость, подумала Элла, тоже мне удовольствие — с
полным подносом тащиться на эту гору. Но промолчала. Спускаться, к счастью,
пришлось не до самого низа. В небольшом помещении за прилавком чего только не
было!
— Советую взять свиное жаркое с картошкой и капустой, а
еще наберем вот этих салатов.
Женщина за прилавком ловко отрезала большие, невероятно
аппетитные куски жаркого, под Витькиным руководством наполняла мисочки
какими-то неведомыми салатами, у Эллы уже текли слюнки. Она только с сожалением
думала, что, пока они донесут все это наверх, мясо остынет. Оно конечно же
остыло, но не совсем, и Элла смогла оценить удивительную, какую-то карамелевую
корочку на сочном и совсем нежирном жарком.
