— Нравится? — спросил Витька.
— Класс! Наверное, это с жженым сахаром сделано.. А вот
это что за беленькие штучки?
— Не знаю, как это по-русски, а тут это называют
шварцвурцель, то есть черный корень.
— Но он же беленький, я у нас такого не встречала,
прелесть, такая нежная штука…
— А ты, наверное, хорошо готовишь? — ласково
улыбнулся Витька.
— Говорят, да.
— Повезло твоим мужикам…
— Нет, — засмеялась Элла, — я им уж давно
готовлю только «курицу в полете»!
— Это еще что такое? — фыркнул он.
Элла объяснила.
— Правильно, молодец, нечего их баловать.
Но я чувствую, если полюбишь по-настоящему, то уж сумеешь
накормить его на славу!
— А мне бы хотелось хоть разочек по-настоящему
накормить тебя. Приезжай в Москву, Витечка! У тебя нет в Москве никаких дел?
— Пока нет, а там кто знает… Соня очень хочет в Москву,
она же москвичка…
— Прекрасно, приезжай с Соней!
— Боюсь, она не поймет… Эх, Элюня, хорошо с тобой,
легко. Ты прости меня, ладно?
— За что?
— Да за все… Но главное — за то, что у тебя нет детей.
— Значит, не судьба… — тихо сказала Элла.
— И все-таки ты меня прости. Закрой глаза.
— Зачем?
— Надо!
Сейчас он подарит мне какую-нибудь цацку, с грустью подумала
Элла. И действительно, он взял ее руку и надел на безымянный палец кольцо.
— Можешь открыть глаза!
Кольцо было удивительное. Очень крупный дымчатый топаз в
обрамлении бриллиантиков.
— Ой, какая красота! Это ты сам сделал?
— Да. Я очень люблю топазы… У меня есть целая коллекция
топазовых украшений, она принесла мне настоящую славу в нашем мире. Это кольцо
из той серии, и оно называется «Элла». Вот смотри. — Он вытащил из
бумажника сложенный листок, по-видимому из какого-то каталога, где было снято
это кольцо и написано по-английски и по-немецки, что оно называется «Элла»,
автор Виктор Шебанов. У Эллы потекли слезы по щекам.
— Витечка, что они с нами сделали, за что? Кому мешала
наша любовь?
— Глупости, Элка, во всем виноват я один. И я прошу у
тебя прощения. Вот тебе к кольцу сертификат, в любом филиале нашей фирмы тебе
его бесплатно почистят, починят, если что… Только обещай мне, что будешь его
носить.
— Конечно, буду, — шмыгнула носом Элла, —
такая красотища!
— И еще пообещай мне.., одну вещь.
— Что?
— Что когда найдешь себе человека, за которого захочешь
выйти замуж, ты мне сообщишь, чтобы я спал спокойно, договорились?
— Договорились, — опять всхлипнула Элла, — ну
вот, а мне нечего тебе подарить… Но я пришлю из Москвы, ты мне адрес оставь…
— Что ты можешь мне прислать? — улыбнулся Витька.
— Хочешь, все альбомы Макаревича пришлю?
Помнишь, как ты его любил?
— Макаревича? Да нет, не надо. Это прошлое. Я не
обещаю, что буду писать, но давай договоримся, что на Новый год и в дни
рождения будем созваниваться, а?
— Витечка, скажи, а ты Соне уже такой достался?
— Какой? — с легкой усмешкой спросил он.
Она хотела сказать «мертвый», но не решилась и ответила:
— Спокойный, уравновешенный…
— Да нет, она еще со мной хлебнула… Но давай не будем
об этом. Скажи лучше, неужели тебе так фигово у матери?
— Да. Фигово.
— И ты ей об этом собираешься прямо заявить?
— Не знаю еще, как получится. А ты знаешь, почему она
вдруг обо мне вспомнила? Потому что собралась опять замуж, а жених, похоже,
потребовал, чтобы она нашла свою дочь. Ему показалось, что это нужно сделать…
— А ты не преувеличиваешь? Может, у нее проснулся
материнский инстинкт?
— Может, и проснулся, но при виде меня тут же уснул
мертвым сном! Знаешь, какие были ее первые слова в аэропорту, когда она меня
увидела через столько лет? «Элка, какая ты толстая!»
— Ты не врешь?
— Чем хочешь клянусь!
— Но ты же вовсе не толстая, ты просто полная…
— А, один хрен, — засмеялась Элла.
— Ты не дала мне договорить. Я хотел сказать, ты
красивая, полная жизни и ужасно аппетитная! И худоба тебе ни к чему! Вот и все.
И потом, у тебя красивые, стройные ноги. А избыток плоти, что ж, мне лично
всегда нравились именно такие женщины.
— Витечка, ты самый лучший человек на свете!
— Нет, отнюдь, — улыбнулся он. — Просто я..,
я, наверное, все еще люблю тебя, Элюня. Но я теперь другой, и любовь моя
другая… Ну все, поехали, а то черт знает до чего договоримся. А кольцо носи не
снимая.
Они простились у дома на Ватмангассе, Элла загрустила, но
слез не было. Только странное чувство освобождения от ставших привычными и
потому незаметных пут.
Мать была дома.
— Почему ты не пригласила своего знакомого в дом?
— Потому что он спешил.
— А что за кольцо у тебя?
— Это подарок.
— С какой стати он делает тебе такие подарки?
— Мы были дружны когда-то.
— Только дружны? — с намеком спросила мать.
— Нет, не только, но это не имеет теперь значения.
— Дай-ка посмотреть кольцо, ах, как красиво, дивная
работа. Ты не говорила ему обо мне? Я хочу наведаться к нему.
— Говорила. Вот тут адрес его магазина.
— Отлично! И я могу на тебя сослаться?
— Конечно.
Элла хотела сказать, что послезавтра уезжает, но не смогла,
язык не повернулся. Ничего, за ночь что-нибудь придумается. Она поняла, что не
сможет сказать матери в лицо то, что чувствует. И презирала себя за это.
Бабушка была права, я все-таки курица!
А утром мать спешила на свои процедуры. Ничего, вечером
скажу… А может, не надо ничего говорить? Просто сложить вещи и уехать, пока ее
не будет? Возьму такси в аэропорт — и дело с концом? Нет, так нельзя… Но при
мысли о предстоящем объяснении Элле делалось тошно. Она поехала в город и
гуляла там до изнеможения, купила кое-какие подарки, себе модный бархатистый —
пиджак с размытым коричневым рисунком по бежевому полю. Каждый раз, когда
взгляд ее падал на кольцо, у нее щемило сердце. Витька, ее Витька мертв при
жизни. Как странно, как больно…
Но время один раз уже вылечило ее, значит, и теперь вылечит.
А с другой стороны, с прошлым уже ничто не связывает, кроме этого кольца… Но
при мысли о предстоящем разговоре сердце уходило в пятки. Она была готова к
любым обвинениям и оскорблениям, но только не к тому, что произошло на самом
деле.
