Я вообще вычеркну из своего лексикона слово «курица». И
никогда не стану готовить «курицу в полете». Никогда!
Зазвонил телефон. Она решительно взяла трубку, чтобы послать
куда подальше этого чертова бабника. Но звонила Машка:
— Элка, путевки у меня на руках! Послезавтра ни свет ни
заря летим! Из Домодедова! Так что приезжай завтра ко мне ночевать.
— Слава богу! — выдохнула Элла.
— Что — слава богу? — насторожилась Машка.
— Ничего, просто я рада, что мы уже летим. Хочется к
морю.
— Элка, у тебя что-то случилось?
— Да так, ерунда, расскажу в самолете, посмеешься.
— Но у тебя какой-то очень деловой голос.
— Я тут приняла кое-какие решения, расскажу!
Слушай, а веревочку надо брать?
— Какую веревочку?
— Ну чтобы натянуть на балконе, купальники сушить?
— Не надо, там сушилки стоят. Прищепочки я возьму сама,
у меня маленькие.
— А шампунь брать?
— Ну вообще-то там дают, но я всегда беру свой, там
противный.
— А фен?
— Фен есть в номере. Ладно, Элка, я что-то сегодня
устала.
— Ты завтра еще работаешь?
— В салоне уже нет, но надо с утра сделать массаж одной
клиентке, у нее вечером важная встреча.
Целую.
— Пока!
Рано утром ее разбудил телефонный звонок.
Она глянула на часы — восемь. И кто это в такую рань?
— Алло, — сонным голосом пробормотала она.
— Элла, я вас разбудил?
Она сразу узнала его, сердце подпрыгнуло, но она ведь больше
не курица!
— Да, разбудили, а кто это?
— Элла, я хочу извиниться за вчерашнее.
— А, это вы.., герой-любовник! — хмыкнула она,
сама себе удивляясь. — Еще минута — и я бы оставила ваш чертов джип без
присмотра. А то, знаете ли, в чужом пиру похмелье…
— Умоляю, простите!
— Прощаю! Всего наилучшего.
И она бестрепетной рукой швырнула трубку.
Но бестрепетной была только рука. Сердце здорово колотилось.
У него по телефону такой сексуальный голос… Но мне это не нужно. Я молодец,
послала его…
Телефон зазвонил снова.
— Алло!
— Элла, вы заняты сегодня?
— Да!
— Но вы же в отпуске!
— Кто вам сказал? — крайне удивилась она.
— Разведка донесла, — усмехнулся он.
Странно, подумала Элла, Махотины улетели отдыхать на
Сейшельские острова. Это он просто берет меня на пушку.
— Не выдумывайте. И что вам от меня нужно?
— Ну вообще-то многое… Но на данный момент хочу
предложить вам съездить за город.
— Зачем?
— Погулять по осеннему лесу, в этом году прорва грибов.
Вы любите собирать грибы?
— Нет, я не умею. Я выросла в Одессе.
— О, тогда вы, наверное, потрясающая кулинарка.
— Нет, я вообще умею готовить только… — Она хотела
сказать «курицу в полете», но произнесла:
— Только картошку с селедкой.
— Как это? — заинтересовался он.
— Очень просто! Варится картошка, и покупается селедка,
желательно уже почищенная, знаете, в таких пластиковых пачечках.
— О, в таком случае я приглашаю вас к себе и угощу
своим фирменным блюдом. Если понравится, дам рецепт. Чрезвычайно просто и
вполне вкусно.
— Дмитрий.., простите, не помню вашего отчества…
— Не надо отчества, просто Дмитрий. Лучше просто Митя.
— Вчерашняя девица называла вас Димой.
— Предпочитаю имя Митя.
— Так вот, Митя. Я завтра ни свет ни заря улетаю, и
сегодня у меня еще куча дел.
— Улетаете? — у него упал голос, а у нее екнуло
сердце. — Далеко ли? Надолго?
— Нет, всего на неделю. Отдыхать.
— И вы не выкроете часок-другой, чтобы попробовать мое
фирменное блюдо?
— Уж сегодня точно нет. Мне совсем не улыбается, чтобы
в разгар обещанной трапезы в окно влетела еще какая-нибудь балерина на помеле!
— Она не балерина, — засмеялся он.
— Это несущественно. Так что всего наилучшего, Дмитрий!
И она положила трубку уже далеко не бестрепетной рукой. Но
была горда собой чрезвычайно. Наглец! За город поедем, а лучше приходи ко мне
домой. Я тебе, дуре, сварганю какую-нибудь пакость, а ты, растроганная, вымоешь
посуду, а может, и приберешь в квартире, а я тебя за это трахну, и очень
кстати, что ты завтра куда-то улетишь.
За неделю я смотаюсь из Москвы снимать носорогов или
бегемотов и, глядя на них, буду нежно вспоминать о тебе, дорогая Элла. Фиг вам,
Дмитрий Михайлович, фиг, фиг! Нате-ка, выкусите! И чтобы уберечься от соблазна,
она сняла трубку. Пусть теперь звонит сколько влезет! А она взялась за утюг.
Вещи надо сложить как можно скорее и ехать к Машке, что называется, от греха
подальше. И она стала думать о том, что в Тунисе непременно купит себе такую же
шикарную дорожную сумку, как у Машки.
Вдруг заверещал мобильник. Машка!.
— Привет, что у тебя с телефоном? Нельзя же два часа
трепаться!
— Ой, у меня, наверное, трубка плохо лежит, —
смутилась Элла.
— Растяпа, я звоню, звоню… Наш рейс переносится на час
дня. Это хреново, но ничего не поделаешь.
— Значит, день, считай, пропал?
— Если не будет задержек, то ничего страшного. Разница
— три часа, считай, что мы вылетим в десять по-ихнему, прилетим где-то около
двух, в три будем в гостинице, нормально! Искупаться, во всяком случае, успеем!
Зато можно нормально спать ночь.
— Тогда я к тебе с чемоданом не потащусь.
Встретимся в Домодедове!
— Да ну, Элка, глупости! Все равно надо рано встать, в
Домодедове быть за два часа, то есть в одиннадцать, и зачем тратиться на два
такси?
— Ладно, посмотрим.
— Не вредничай, Элка, потреплемся вечерком.
— В Тунисе не успеем потрепаться?
Она и сама не знала, почему не хочет ехать сегодня, это в
корне противоречило ее первоначальным намерениям. Она что, ждет звонка? Тогда
какого черта надо было снимать трубку? Впрочем, он ведь тоже мог позвонить на
мобильный… Да ну его, не буду я о нем думать. Видно, не больно-то я ему нужна,
просто он чувствовал неловкость за случившееся. Ну извинился перед дамой, хотел
даже трахнуть, чтобы уж полностью искупить вину, дама не поддалась сразу, ну и
фиг с ней. Улетает куда-то?
