— Витя, ты освободился?
— Как видишь, красотуля! Ну ты и вымахала, выглядишь —
зашибись!
— Ты тоже…
— Слушай, ты все с бабкой живешь?
— Да.
— Она тебя в ежовых держит, а?
— Почему? Нет.
— Может, сходим вечером в киношку, а?
— Вечером не выйдет, — вздохнула Элла, — я
должна бабушке помогать.
— До ночи, что ли?
— Ну я не знаю, как получится, — смущенно потупив
глаза, пролепетала Элла.
— А если я приду к твоей бабке и попрошу отпустить тебя
со мной в кино?
— Не знаю. — Элла задохнулась от безумного желания
пойти с ним в кино. Но лучше бы тайком от бабушки — и вообще от всех. Все-таки
Витька уголовник, что бы там ни говорила его мать.
— Да не боись, не пойду я к бабке твоей — охота была
нарываться! Но до завтра ждать тоже кисло. Давай ты что-нибудь наври бабке или
помогай в диком темпе, а лучше и то и другое — полвосьмого встретимся за углом
у булочной, зачем всему двору знать, правда же?
— Ну да… А если я все же не смогу?
— Не сможешь — значит не сможешь! Буду ждать полчаса —
до восьми.
— А потом что?
— Да уж сумею время провести, — засмеялся он так,
что Элла поняла: она не переживет, если он пойдет в кино с кем-то другим.
— Ладно, я постараюсь. А какой фильм?
— Не все ли равно?
— Как? — поразилась она.
А он засмеялся опять и обласкал Эллу таким взглядом, что у
нее ослабли ноги и она ухватилась за него — невольно, не нарочно, но обоих
тряхнуло током.
— Ого! — вдруг охрип он. — Ладно, буду ждать
до полдевятого.
— Я приду.., обязательно, — шепотом пообещала Элла
и робко подняла глаза. Он пристально смотрел на нее, не смеялся, даже не
улыбался.
— Ну иди… До полвосьмого!
— Вить, а ты когда приехал? — Не было сил уйти, не
видеть этих серьезных и слегка все-таки испуганных глаз.
— Приехал? А вчера. И с ходу…
— Что?
— Втрескался!
— В кого?
— В тебя — в кого! Ну иди уже, иди, наври бабке… А то я
за себя не ручаюсь.
И Элла отчетливо поняла — второй раз не за горами.
Когда она явилась домой, у бабушки уже дым стоял коромыслом
— она пекла на заказ свои потрясающие кексы с цукатами.
— Элка, где тебя носит? Обедать будешь?
— Нет, не хочется!
— Что значит — не хочется?
— Я потом… Что нужно делать, ты скажи, а то мне надо
сегодня…
— Мне тоже надо пораньше освободиться. Люсик пригласил
меня на концерт Пьехи.
— Да? — возликовала Элла.
— Да! В кои-то веки додумался! Не отказываться же,
правда?
— Конечно, что ты, ба!
— А у тебя-то какие планы, а?
— Да мы с Юлькой договорились в кино сходить.
— А, дело хорошее.
— Ба, а после концерта ты сразу домой или как?
— Не знаю еще, а что?
— Да нет, просто… Чтобы знать, ждать тебя или нет?
— Ну и вопросы ты бабке задаешь, — тряхнула
головой Евгения Вениаминовна, — ужас просто!
— Но если у меня бабка такая, — счастливо засмеялась
Элла.
Бабушка ушла рано, чтобы доставить кексы заказчику на дом,
хотя обычно этого не делала, но сегодня был особый случай — концерт Пьехи, и
Люсик заехал за ней на своем «Москвиче». Элла бросилась в ванную, горячей воды,
конечно, не было, да и холодная текла еле-еле, но она все-таки помылась,
накрасила глаза и вытащила из дальнего ящика новый импортный лифчик с
кружавчиками — у нее был уже четвертый номер! Она ни о чем не думала,
действовала как автомат, а внутри все дрожало… Потом вдруг она замерла, закрыв
глаза, вспомнила Витькин серьезно-испуганный взгляд и сама себе сказала, причем
вслух:
— Любовь с первого взгляда.
Ровно в половине восьмого она подбежала к булочной. Витька
курил, стоя у витрины, которую уже украшали к Первомаю. Красные драпированные
тряпки и портрет генсека Андропова.
— Привет!
Витька резко обернулся.
— Бля! — вырвалось у него.
Элла застыла. Что он говорит? (Тогда еще не придумали
спасительное словечко «блин».) — Ох, прости, Элюня, вырвалось! Ты так шикарно
выглядишь, просто слов нет! — Он ласково погладил ее по руке повыше локтя.
Она задрожала. — Ну чего? Пошли? Бабка тебя легко отпустила?
— Она сама пошла на Пьеху.
— Здорово!
В кино показывали скучнейший фильм о конфликте хорошего
парторга с не очень хорошим главным инженером металлургического комбината, но
им не было до этого дела. Они целовались как безумные, сидя в последнем ряду.
И Витька распускал руки. Но ничего слаще Элла еще не
испытывала. К тому же он шептал ей в ухо ласковые слова, некоторые из них ее
шокировали, пугали, но тем упоительнее было все остальное.
— Элюня, ты цепочка? — вдруг прошептал он.
— Нет, — сразу и гордо ответила Элла.
— Не врешь?
— Нет.
— Что же ты молчала? Пошли отсюда скорее!
— Куца?
— Ко мне, у меня мать в ночную.
Он схватил ее и поволок из зала. Они ни о чем не говорили,
а, взявшись за руки, бежали бегом.
Но на подходе к их двору Элла вдруг опомнилась:
— Вить, подожди, нас увидят!
— Факт.
— И вообще, я не могу к вам идти…
— Но что же делать? А давай на все плюнем! Какое их
собачье дело? Ты хочешь пойти со мной?
— Хочу!
— Тогда пошли!
— Нет, давай не так…
— А как?
— Ты иди в наш подъезд, как будто к Севке идешь, а я
потом…
— Годится!
Он ждал ее у их двери, она никак не могла попасть ключом в
замок, у него тоже тряслись руки, но наконец они вошли в квартиру, где вкусно
пахло кексом. Бабушка всегда умудрялась испечь маленький кекс для внучки из
материала заказчика.
Но тут Витька обнял ее, прижал к стене и стал расстегивать
«молнию» у нее на юбке. И Элла увидела золотых пчел, совсем таких, как на
покрывале в воображаемой ленинградской спальне Ивана Аркадьевича. Это было так
красиво!
* * *
