– Доложу я, – тяжело вздохнул подполковник Тиняков. – О таких новостях должен докладывать тот… Ну, словом, вы понимаете. Набирайте спецкод космической связи, Александр Александрович. Чего тут тянуть? И… спасибо вам за сочувствие!
Набирающий спецкод Васильев не мог видеть выражения лица Тинякова. А оно совершенно не соответствовало только что состоявшемуся разговору. Подполковник Тиняков хитро и довольно улыбался…
27
Генерал Шаховской не спал уже вторые сутки. Он дневал и ночевал в штабе Северного флота РФ, пытаясь разобраться в запутанной ситуации, которая сложилась на далеком Шпицбергене. Разобраться в ней отсюда, из Мурманска, было невероятно сложно. Слишком противоречивые данные приходили по разным каналам.
Вот и сейчас, выслушав по спецсвязи очередной доклад подполковника Тинякова, генерал пребывал в тяжелом раздумье. Старший лейтенант Павлов – предатель? Что ж, исключить такой возможности нельзя: бывали, увы, прецеденты. Американцы начали поднимать спутник? Да, но у Шаховского была независимая информация о том, что начать-то они начали, но вот затем у них что-то серьезнейшим образом застопорилось. Что-то помешало американцам довести дело до конца, сейчас работы приостановлены, а спутник как лежал на дне, так там и лежит. Так что им могло помешать? Или кто? Вопросы множились, и ответы на них нужно было искать на месте, на Шпицбергене. Сам он по ряду причин полететь на архипелаг не мог. Но, к счастью, вскоре туда должен был отправиться человек, которому генерал Шаховской всецело доверял и который делил с ним тяжкий груз ответственности за эту операцию: контр-адмирал Петр Николаевич Сорокин.
Дело в том, что трагический инцидент с гринписовским катером вызвал, как и предполагалось, нешуточный международный скандал. Однако норвежцы проявили определенную сдержанность и на крайние меры, вроде отзыва посла, не пошли. Они всего лишь потребовали создания авторитетной международной комиссии по расследованию инцидента. Комиссия должна была детально разобраться в том, что же на самом деле приключилось в Гренландском море, какова здесь вина русских и есть ли она вообще. Генерал Шаховской из достоверных источников знал, что американский Госдеп был очень недоволен столь мягкой реакцией Норвегии, но ничего поделать американцы не могли: трагедия случилась в норвежских территориальных водах, а катер шел под норвежским флагом. Американцам пришлось согласиться на создание международной комиссии. Про себя Шаховской думал, что это плод усилий какой-то светлой головы из российского МИДа.
А раз комиссия международная и главные подозреваемые – русские, то, естественно, было решено включить в комиссию представителя России. Кого? А это на усмотрение российской стороны. Тогда вмешалось российское Министерство обороны. Генералу Шаховскому и другим военным удалось настоять на том, что посылать на Шпицберген нужно не дипломата, а военного. Решающим аргументом стало то, что параллельно с инцидентом, ради которого создавалась комиссия, на ее заседаниях неминуемо всплывет история с затонувшим спутником! Разъяренные экологи подняли вокруг этого спутника настоящую истерию, Россию обвиняли чуть ли не в планомерном и злонамеренном отравлении акватории архипелага бог знает какой гадостью. И вообще в СМИ, а значит, и в массовом сознании два этих вопроса как-то неожиданно слились в один. После длительного согласования на самом высоком уровне было решено послать контр-адмирала Сорокина.
И вот сейчас Сорокин и Шаховской сидели вдвоем в сорокинском кабинете и прикидывали тактику поведения контр-адмирала на Шпицбергене. Официально, по решению командования, за информацию о спутнике отвечал Шаховской. Он был сейчас как бы старшим из них двоих и проводил что-то вроде инструктажа. Но реально оба они знали о спутнике все и сейчас просто совещались. Оба выглядели очень усталыми. Сорокин привычно попыхивал своей знаменитой трубкой. Шаховской предпочитал «Кэмел». По адмиральскому кабинету слоями плавал табачный дым. Оставаясь с глазу на глаз, два этих офицера обращались друг к другу на «ты». Они были лично знакомы совсем недавно, но успели проникнуться глубоким взаимным уважением.
– Петр Николаевич, самое главное – ты должен убедить норвежцев в том, что на спутнике нет ничего опасного, – сказал генерал. – Ни радиоактивных веществ, ни ядовитой химии, словом, ничего, что может нести хоть малейшую экологическую угрозу. Смело давай официальные заверения в этом. Скажи, что если из-за спутника погибнет хоть одна рыбешка, а они смогут это строго доказать, то Россия готова выплатить компенсацию в десять миллионов норвежских крон. Это их убедит. Это им рот заткнет. Что говоришь? На провокацию нарвемся? Вот уж чего я не боюсь! Первое: пусть они, разинув рот на халявные миллионы, хоть всю свою знаменитую селедку перетравят, строго доказать нашу вину им никогда не удастся. Второе и главное: они просто не успеют! В ближайшие несколько суток вопрос со спутником решится. Так или иначе.
– Но они тут же зададут вопрос: а какова реальная начинка вашего спутника? Мы-то с тобой, Олег Васильевич, – Сорокин хитро подмигнул генералу, – прекрасно знаем, какова она, а вот им – знать необязательно. Гм-м… до поры до времени.
– Смело ври все что угодно. Что тебе в голову взбредет, – твердо ответил Шаховской. – По тем же причинам, ты меня понял? Пусть-ка проверят! И вообще… Сам понимаешь, каково тебе там за всех нас придется отдуваться, так ты того… не стесняйся! Волков бояться – в кустах не целоваться.
Сорокин рассмеялся, но смех его прозвучал как-то невесело. Контр-адмирал прекрасно представлял, какой адской сложности задача стоит перед ним. Тут же Шаховской озадачил его еще сильнее.
– Я не далее как полчаса назад имел очередной сеанс спецсвязи с Баренцбургом, – сказал генерал. – Да, именно с Тиняковым. Его доклад показался мне весьма странным. Чем, спрашиваешь? Гм-м… Всем! В докладе он излагает свою версию произошедших событий. Версия эта непротиворечивая, но уж больно гнусная. Он, понимаешь ли, кается, дураком себя называет, фигурально выражаясь, чуть об стол головой не бьется. Но главным виновником провала операции называет старшего лейтенанта Павлова. Мало того, обвиняет его в предательстве. Якобы тот продался американцам. Ушел к ним на «Нерпе» и выложил точные координаты точки падения.
На Петра Николаевича Сорокина стоило в этот момент посмотреть! Он вскочил так резко, что чуть стул не перевернул, лицо контр-адмирала стало багровым от гнева.
– Ты подожди, это еще не все! – невесело продолжил Шаховской. – Подполковник утверждает, что это именно Павлов, используя возможности «Нерпы», расстрелял гринписовский катер. Вроде как акция отвлечения и, кроме того, способ убрать «Арктур» подальше от места действия. Что ты, Петр Николаевич, об этом думаешь? Способен Павлов на предательство? Только давай без таких могучих эмоций, а то тебя, того гляди, кондрашка хватит в собственном кабинете.
– Я считаю, – хриплым и сдавленным голосом ответил контр-адмирал, – что это сугубый бред, будь он хоть трижды непротиворечив! Сережу Павлова, Полундру, я знаю давно и хорошо. С тех пор, как он Высшее военно-морское училище имени Фрунзе окончил, он служит под моим началом. Это честнейший и чистейший человек! Да спроси любого на Северном флоте: может ли Полундра предать Родину? Тебе, извини, в лицо рассмеются! Он столько раз рисковал жизнью, он попадал в такие безнадежные ситуации, но всегда выходил из них с честью и с победой! Ради чего? Ради чинов? Так он до сей поры старший лейтенант. Ради наград? Дались ему эти цацки – Полундра им цену знает. Ради Родины! И чтобы Сергей вот так, вдруг, стал изменником?! Ни-ко-гда!
