Это зрелище – бьющийся в истерике предатель – было воистину омерзительным.
– Ваши действия, – неуверенно сказал Хардер, – незаконны. Этот человек не хочет улетать с вами, он просит нашей помощи. Мы окажем такую помощь.
– Незаконны, значит? – с грозной иронией переспросил русский. – А захватывать в плен и насильственно удерживать на вашей долбаной подлодке гражданина России Андрея Стеценко – это, по-вашему, законно? Мы не возражаем, чтобы вопрос о расстреле катера вы решали с норвежцами, но похищение Стеценко – это уже наше дело. У меня большое искушение пригласить на воздушную прогулку не только этого скурвившегося типа, но и вас, милейший. Да не тряситесь вы, это я пошутил… может быть. Я что, плохо по-английски говорю? Не доходит до вас родной язык, нужно очередью подкрепить? Все. Горючее для вертолета тоже денег стоит. Без Тинякова мы не улетим, и благодарите бога, что у меня нет более широких полномочий, а то прямо руки чешутся. Кстати, зачем он вам нужен? Все что мог, он уже продал, и как, помогло вам это? Вы посмотрите на мерзавца, он же трясется, как желе. Медуза, да и только. Короче: во избежание очень серьезных неприятностей я в последний раз предлагаю вам добровольно передать нам бывшего подполковника, пока еще гражданина России, Алексея Тинякова. Да или нет?
«А чего я в него вцепился? – подумал Роберт Хардер, который, несмотря на всю свою злость, оставался прежде всего трусливым прагматиком. – Тут о своей шкуре заботиться пора. Пусть забирают, шут с ним. А то еще, действительно, "пригласят на воздушную прогулку", и пойди откажись под пулеметным дулом. И хорошо еще, если я куда-то долечу, а то могут запросто турнуть с прогулки… без парашюта. Не-ет, мне все эти осложнения из-за русского перебежчика без надобности! Кроме того – как это я сразу не додумался! – при отчете в Лэнгли на него можно будет списать кое-какие собственные грехи. Дескать, информировал несвоевременно, неполно и недостаточно точно».
– Что ж, – сказал цэрэушник, стараясь не смотреть на несостоявшегося коллегу по работе, – ваши аргументы меня убедили. Забирайте его. Если сможете, он что-то не рвется последовать за вами в вертолет. Крючком, что ли, подцепите?
Большой Билл, внимательно вслушивающийся в диалог, сделал знак своим «котикам». Ему ничуть не было жаль русского перебежчика – Хаттлен при всех своих недостатках оставался настоящим воякой. Такие люди не любят предателей. В мгновение ока орущий, кусающийся, бьющийся, как только что пойманная рыба, Тиняков был надежно связан. Получайте, русские, своего подполковника!
– А то мы думали, что эта тварь ждет не дождется, когда мы за ней прилетим, – усмехнулся мужчина в камуфляжке. – Без крючка обойдемся.
Он поднял руку, из вертолета вывалилась прикрепленная к прочному капроновому тросу капроновая же сеть.
– Сделайте одолжение, погрузите…
Уже поднимаясь по веревочной лестнице, русский офицер обернулся к Хардеру.
– Послушайте, Хардер, или как вас там… – его громкий голос перекрыл шум винтов. – Хотите бесплатный совет? Пока вами вплотную не занялись норвежцы, застрелитесь сами!
Двигатели вертолета взревели, наращивая обороты, и через минуту он снова превратился в точку на блеклом северном небе. Ушел в направлении на Баренцбург.
39
Капитан Мертон, получив шифрованную радиограмму, подписанную крупной шишкой из Пентагона, собрал свой экипаж и оставшихся «котиков» Большого Билла.
– Нам приказано, – коротко сообщил он, – оставаться в этом районе до особого распоряжения и контролировать подъем спутника норвежцами. Норвежцами, а не нами, все меня хорошо поняли? Роли поменялись: теперь не их баржа помогает нам, а мы, исполняя союзнический долг, помогаем их барже. Нам категорически запрещены любые силовые акции, даже намек на них.
Соответствующую радиограмму из своего Министерства обороны получил капитан норвежской самоходной баржи. Совершенно неожиданно для себя он стал главным распорядителем работ, отвечающим за подъем спутника.
Работы эти близились к завершению. Водолазы уже успели растащить скальные обломки и камни, которыми был завален спутник. Еще час, и его можно подцеплять «Фишхуком».
Но работу пришлось временно прекратить, потому что со стороны Лонгйира показался небольшой изящный катер, ошвартовавшийся у норвежской баржи. Это в полном составе прибыла к месту событий международная комиссия. Да, главный вопрос был ею решен. Но американская делегация не успокоилась, где нужно был оказан нажим, и в самых высших дипломатических сферах вызрело новое решение: комиссию не распускать, пока она не разберется, не представляет ли спутник опасности для экологии района Шпицбергена. Этот вопрос – с подачи американцев! – был поднят на внеочередном заседании стортинга, спекуляции норвежцев на гипотетической «угрозе экологической катастрофы» в Гренландском море расцвели пышным цветом. Всем было предельно ясно, что садовниками в данном случае выступали американцы. Смирившись с тем, что утащить спутник не удалось, они хотели хотя бы осмотреть его в качестве наблюдателей международной комиссии. Члены комиссии, в том числе и контр-адмирал Сорокин, поднялись на борт норвежской баржи. Что, можно продолжать подъемные работы? Как бы не так!
С северо-востока от Земли Принца Карла к самоходной барже полным ходом торопилось еще одно судно. Когда на барже поняли, кто сейчас встанет на якорь рядом, у американцев, чувствующих себя на норвежском судне как дома, вытянулись лица. Сорокин же, напротив, довольно улыбнулся: он сразу узнал «Арктур». Молодец Мезенцев, подумал контр-адмирал, подоспел как раз к нужному моменту.
Вскоре в кают-компании норвежской самоходки собралось импровизированное совещание: капитан баржи Гексен, срочно наделенный норвежским правительством самыми широкими полномочиями, капитан «Арктура» Мезенцев, председатель международной комиссии, депутат стортинга от Шпицбергена, контр-адмирал Сорокин и двое американцев с неопределенным статусом. Обсуждался один-единственный вопрос: кто имеет право на подъем спутника? Откровенно говоря, американцам на совещании делать было нечего – вопрос касался лишь русских и норвежцев. Но они настаивали на том, что, не претендуя на сам спутник, имеют право контролировать его подъем и должны знать, кто станет этим заниматься. К некоторому удивлению Мезенцева, который тепло поздоровался с Сорокиным, контр-адмирал не стал возражать. Хотят присутствовать? Да и бог с ними!
Основная дискуссия развернулась между капитанами. Два судна – норвежская самоходная баржа и российский «Арктур» – мирно покачивались на ленивых волнах Гренландского моря в двадцати метрах друг от друга, а их капитаны ожесточенно спорили. Вот Ричарда Мертона пригласить как-то «забыли». Но его субмарина никуда не ушла и не погрузилась, а словно бы затаилась в полукабельтове от русского и норвежского судов, сливаясь со свинцово-серой водой. На нее временно не обращали внимания, хотя на палубе норвежской баржи находилось несколько «морских котиков» и матросов с американской субмарины.
Переговоры велись на английском языке, понятном всем присутствующим.
