Нет, право, богат русский язык! Особенно в устах начальственных дам с претензией на аристократизм.
Солдатики угрюмо понурились. Из собственного печального опыта они знали: это только прелюдия. Сейчас основное отделение концерта по заявкам последует.
Оно бы и последовало, но тут из приоткрытого окна столовой раздался начальственный рык самого Геннадия Феоктистовича:
– Вика! Р-разгони к чер-ртовой матери этих сволочей! За ворота уродов, пусть пешком до части добираются, хр-рена лысого им сегодня, а не «рафик»! У м-меня гость, а выр-родки эти тут, п-понимаешь, разорались! – Судя по голосу, господин генерал-майор пребывал в изрядном подпитии.
Солдатики грустно переглянулись: так это, оказывается, они разорались… Ох, далеко пешком до части пилить! И брюхо подвело, ведь с утра не жрамши… Один из них, видать, самый голодный, робко промямлил, обращаясь к Берсентьевой:
– Нам обещали, что вы тут покушать, значит, дадите. Обедом, значит, покормите…
Такое наглое требование окончательно расстроило бедную женщину. Можно даже сказать, взбеленило:
– Ишь, обед ему! Может, мне еще и переспать с тобой, жопа ты ушастая?! Я на вашу золотую роту сейчас ведро помоев выставлю. А потом лично прослежу, чтобы все до капли схавали. Поку-ушать им захотелось! На всех не напасешься! Заелись тут, зажрались, лодыри безрукие! Убирайтесь немедля, чтобы я вас не видела.
«Это точно, – подумал худенький солдатик-первогодок, опуская глаза, чтобы женщина не заметила полыхнувшей в них ненависти. – Заелись. Дерьма… Который день лопаем. А уж чтобы с тобой переспать, так по мне куда приятнее с дохлой гадюкой этим делом заниматься».
Нестройной толпой защитники отечества поплелись к воротам генеральской фазенды. Но голодными они на этот раз все же не остались, потому что, на их счастье, до ворот было далеко, а Виктория Владимировна сразу же зашла в особняк и не видела того, что последовало дальше.
Но, словно на смену ей, из боковой двери дачи выпорхнула девушка лет девятнадцати-двадцати, чем – то неуловимо напоминающая хозяйку дачи.
Вот только выражение лица у девушки было совсем другое, не в пример приятнее: доброе и виноватое. В обеих руках она держала по здоровущему полиэтиленовому пакету.
Она догнала солдат у самых ворот участка, жестом указала им на густо разросшиеся кусты махровой сирени, дескать, туда, за кусты, чтобы из окошек не увидели.
– Держите, парни. – В голосе девушки проскальзывали виноватые нотки, хоть она старалась говорить весело. – Я вам тут собрала перекусить маленько. Консервы – тушенка китайская, потом хариус жареный, балыка омулевого кусок. Пироги домашние с капустой, есть еще с повидлом, они внизу. Конфеты, чая три пачки. Пять пачек сигарет. Да! Там еще фляжка, а в ней домашняя настойка на боярышнике, правда, немного. Папан все едино поддатый, не заметит, что я из четверти отлила. Решит, что сам с китаезой этой выжрал.
Один из солдат, который посмелее, и уже не первый, видать, раз бывавший на генеральской даче, взял из рук девушки пакеты:
– Спасибо тебе от всех нас, Леночка! Беги, пока родители не заметили, а то мать ругаться станет.
Она улыбнулась, кивнула и пропала за кустами, словно привиделась.
– Это кто же, – спросил один из солдатиков, похоже, впервые попавший на генеральскую каторгу. – Неужели дочка?! Ну-у, ни фига себе… Прямо это, как там его… мимолетное виденье, ядрены пассатижи!
– О-ох, я бы ей и вдул! – мечтательно простонал еще один, глядя вслед исчезнувшей за сиреневыми зарослями девушке и облизывая враз пересох-шие губы.
– А не заткнуть ли тебе пасть свою поганую. – Парень, державший пакеты с едой, недобро посмотрел на сексуально озабоченного вояку. – А то я счас так вдую, что ты навсегда слово такое забудешь. Понимать же надо… Леночка к нам как к людям относится, так, значит, надо быть людьми! Даже непонятно, – продолжал он, успокоившись, – у двух таких тварей и какая дочка замечательная, а?
Впрямь удивительно, даже не верится. Недаром же говорят: «Яблочко от яблони недалеко падает». Надеяться, что в такой милой семейке появится совестливая, чуткая к чужой обиде дочь, столь же безнадежно, как ожидать, что на пальме вырастет редиска.
Однако нет правил без исключений. Как в самых лучших семьях, у людей, знакомством с которыми можно гордиться, дети изредка становятся отпетыми мерзавцами, так и в гнездышках типа берсентьевского, бывает, появляются птенцы, не похожие на родителей-стервятников. Тут был как раз тот редкий счастливый случай. Для окружающих счастливый. Потому что для старшего поколения подобное несоответствие заканчивается, как правило, печально. Да и у детей, белых ворон в собственной семье, судьба обычно не складывается…
Назвать Леночку Берсентьеву красивой в том смысле слова, которое вкладывают в него жюри расплодившихся конкурсов фото – и всяких других моделей, пожалуй, было нельзя. Рост не под два метра, как у Николь Кидман, носик натуральной славянской пипочкой, ноги растут не «от ушей», а попросту из задницы. Каковая часть тела стандартам мировой моды не соответствует уже тем, что ее можно разглядеть без микроскопа. Равно как и все другие характерные особенности уже вполне оформившейся фигуры. Да и вообще – нет от Леночки впечатления томности и заморенности, столь любезного истинным ценителям женской красоты, вполне в теле девица.
Зато мила, обаятельна чрезвычайно. Она успела прекрасно загореть, и коротко остриженные светло-русые волосы уже сейчас, к середине июня, выгоревшие почти добела, отлично подчеркивали коричневатый оттенок шеи и плеч. Глаза у нее были очень живыми, веселыми, того неуловимого цвета между серым, желтым и зеленым, который часто встречается у кошек.
Она вообще чем-то напоминала кошку, но не избалованную домашнюю мурлыку, не слезающую с дивана, и не беспощадную ночную охотницу, а, скорее, веселого котенка. И что бы Леночка Берсентьева ни делала, делала она это со всем, присущим котеночному возрасту, очарованием. Причем сама прекрасно об этом знала.
Успокоив немного совесть, так и зудевшую после того, как девушка полюбовалась на поведение своей мамочки, Леночка направилась к покачивающейся у временного причала яхте. Проходя мимо дачи, она недовольно поморщилась: из окна первого этажа доносился пьяноватый отцовский басок, которому отвечал по-китайски подмяукивающий голос Чжоу Фан Линя. Нет, девушка относилась к китайцам ничуть не хуже, чем к любым другим нациям, просто вот этот конкретный китаец вызывал у нее глухое раздражение.
Чжоу Фан Линь не впервые приходил к ним в дом, и Леночке с первого взгляда не понравилась его словно приклеенная улыбочка, его манера как бы ощупывать ее глазами… Все не понравилось! Но что ж делать, раз у отца с жирным китайцем какие-то дела!
…Дела за громадным, как строевой плац, столом, обильно уставленным всякой снедью, меж тем обсуждались вовсю.
Да-а, на стол стоило посмотреть! Голодных солдатиков небось кондрашка бы хватил, увидь они такое изобилие. Геннадий Феоктистович Берсентьев был убежденным сторонником простой, здоровой пищи. Поэтому никаких импортных, равно как и отечественных продуктов генеральская семья никогда не покупала. Кто ж не знает, что все это – чистая отрава! Все, включая особой выпечки хлеб из армейской пекарни, только свое! В смысле – солдатское, но это уже несущественные детали. Ну и Байкал рядом, тайга, опять же… С голоду не пропадешь, особенно если разные просители-посетители, а штаб ЗабВО это вам не кот начхал, – прямо-таки насильно всучивают разнообразные дары природы.
