– Насчет торпед можешь не беспокоиться, – успокоил его Гаджиев. – В то время оборонка делала все на совесть.
– Так ведь сколько им уже лет? Двадцать?
– Пятнадцать. Но это ничего не меняет. Хоть они и находились на консервации все это время, привести их в порядок ничего не стоит. – Гасан любовно похлопал матово темневший корпус.
Подальше, у окна, где на возвышении располагалась небольшая площадка, курды сервировали стол. Накрытый белоснежной скатертью, с всеразличными напитками и яствами, он выглядел очень празднично. А повод для торжественного обеда был – прибыл хозяин. К тому же довольный тем, что все шло по плану.
Устроившись в кресле, Баграт Манукян выслушивал отчеты младших по рангу соплеменников и нанятого им в Москве биолога.
– Все идет хорошо, я бы даже сказал, великолепно, – скороговоркой, как-то невнятно проговорил биолог.
Долговязый малый с прыщавым лицом, найденный Манукяном в столице, работал здесь уже несколько недель. Несмотря на свою внешность спившегося ученого, он оказался мастером своего дела. К приятному удивлению Баграта, дело по разведению медуз быстро пошло в гору. «Биолог-вредитель» снял очки и помассировал переносицу, на которой красной полоской обозначился отпечаток дужки.
– Медузы плодятся даже быстрее, чем мы рассчитывали, – самодовольно ухмыльнулся он. – Естественно, над этим нужно было поработать. И очень серьезно.
– Ты свое получишь, – коротко сказал Манукян. Затем, обратившись к начальнику охраны – детине с бульдожьей физиономией, он поинтересовался:
– Что насчет чужих глаз?
– С этим все в порядке, никто из посторонних сюда не наведывался.
– Хорошо. – удовлетворенно произнес хозяин.
Биолог, подойдя к карте, висевшей на стене, сделал приглашающий жест:
– Вот, прошу подойти ближе, здесь вы сможете ознакомиться с результатами работы.
– Это что? – подойдя, вгляделся Баграт.
– Красным цветом обозначены районы, зараженные медузами, – тыкал карандашом в пятна биолог. – Вот здесь места первоначального их появления, а это – дальнейшее продвижение.
– Неплохо, совсем неплохо. – Манукян внимательно изучал зловещие красные пятна. – Есть, значит, результаты. Даже странно, что наши милые крошки распространились так широко. Ведь дальность стрельбы торпеды, э-э-э…
Он вопросительно посмотрел на Гаджиева.
– Десять километров, – ответил тот.
Биолог усмехнулся.
– Природа! Это же все происходит не в вакууме, – пояснил прыщавый гений. Его глаза сквозь круглые стекла очков смотрели на всех насмешливо. – Как я и говорил, большую роль здесь сыграли сезонные течения, благодаря которым распространение медуз приняло такие фантастические масштабы.
– Я бы сказал – катастрофические, – довольно ухмыльнулся Манукян.
– Делаем, что можем, – хихикнул «биолог-вредитель».
Неслышно подошел один из курдов, готовящих праздничный стол.
– Все готово, хозяин, – тихо произнес он.
– Ну, будем трапезничать! – махнул рукой Манукян.
Разговор продолжили за обедом.
Он вальяжно развалился в кресле. Рядом сел Гасан.
– Ну что, отставник ВМФ, – обратился Баграт к капитану. – Наливай, не медли.
Гасан Гаджиев действительно в прошлом был военным моряком, офицером. В свое время служил в Азербайджане, откуда сам был родом. Нельзя сказать, что это место пользуется среди моряков доброй славой. Каспий – дыра, откуда все стараются выбраться. Гаджиеву выбраться удалось. Последние годы перед выходом в отставку он служил в Аджарии, где и познакомился с Манукяном.
Жена Гаджиева, Лейла, приходившаяся сестрой Баграту, печальная женщина с благородным, но усталым лицом тоже сидела рядом, вместе с пятилетним сыном.
Манукян насмешливо взглянул на нее.
– Что ты вечно такая мрачная? – Резким движением он взял Лейлу за подбородок, поднял ее голову и посмотрел в глаза. – Я всю жизнь забочусь о тебе, а ты еще кривишься.
– Спасибо тебе за заботу. Но я хочу жить по законам Аллаха, – тихо, с упрямством сказала Гаджиева.
– А я, по-твоему, живу не так?
Женщина смолчала. Манукян продолжал:
– Молчишь? Ты думаешь, я не вижу, что тебе все это не нравится. Так вот, я так скажу: Аллах всем дал свободу действий. И если один человек – идиот, то другой может взять свою судьбу за рога.
– Я вижу! – Она вскинула с укором на него свои печальные глаза. – Что вы хорошего сделали?
– Замолчи! Ты слишком много себе позволяешь в последнее время.
Она снова упрямо склонила голову.
– Лучше скажи, ты родственникам в Батуми звонила?
– Да, – кивнула она, взяв за руку мальчика. – Говорят, что дела у них идут хорошо, такого наплыва отдыхающих они не припомнят.
– Вот видишь, а ты еще чем-то недовольна, – жуя, ответил брат. – В Турции – теракты, в России – медузы. И это только начало! Ты вообще меньше думай об этом. Твое дело – дом, семья, а о том, как заработать деньги, позаботятся другие.
– Уж не ты ли?
– Именно я! Кто создал весь бизнес, кто дал работу твоему мужу? Кем он был? Жалким оборванцем. А я сделал из него человека.
– Спасибо, – со скрытым сарказмом тихо сказала Лейла.
Манукян этого не заметил и продолжал:
– И из сына твоего человека сделаю.
– У него тонкая, ранимая душа, – прижала женщина к себе мальчика.
– Ну и отлично, такие люди в нашем бизнесе ой как нужны! Надо, чтобы ты чувствовал кожей то, что происходит. Иначе конкуренты загрызут. – Манукян потянулся и взлохматил волосы на голове племянника. – Вырастешь, Роберт, будешь заниматься серьезным бизнесом. Ты еще мне будешь благодарен. Твоего отца человеком сделал и тебя не оставлю. Держитесь меня – не пропадете!
Мальчик, мало что понимая, заулыбался, поглядывая на «дядю Баграта». Манукян с аппетитом принялся за обед. Внезапно зазвонивший телефон ненадолго отвлек его.
Воспользовавшись моментом, Гаджиева потянула за рукав Гасана. Они отошли в сторону.
– Ты видишь? – обратилась Гаджиева к мужу. – Это же больной человек. С ним невозможно нормально разговаривать. Он наполнен злобой ко всему на свете.
– К сожалению, мы не можем ничего поделать, – полушепотом отозвался Гасан.
– Он всегда был в нашей семье выродком: мучил домашних животных, обижал младших. Гостиницы в Аджарии и так приносят хорошие прибыли. А ему мало, ради больших денег он готов убивать людей.
– Он и сам мне уже, как кость в горле, – тихо, с внезапной злобой произнес Гасан. – Если его не остановить, случится непоправимое.
