— Ну, ты что сидишь один, скучаешь? — вдруг услышал он голос рядом с собой.
Подняв глаза, Полундра увидел старого друга мичмана Виктора Пирютина, опускающегося на стул возле его столика.
Не говоря ни слова, Полундра пододвинул ему стакан, налил. Молча и невозмутимо мичман выпил, стал рассеянно жевать кусок копченого сала.
— Слухи ходят, тебя в штаб дивизиона вызывали, — начал мичман, украдкой поглядывая на своего друга.
— Вызывали, — неохотно отозвался тот.
— Благодарность от командования, наверное. А, командир?
Полундра поднял голову и сумрачно посмотрел на мичмана в упор.
— Ты что, еще не в курсе?
Тон, каким Полундра произнес эти слова, заставил мичмана встревожиться.
— В курсе чего? — спросил тот. — Что случилось, старлей?
— Дрянь случилась, Витя, — хмуро сказал Полундра. — Вы все скоро из приказа по флоту узнаете, а мне вот кавторанг по дружбе лично сказал…
— Так в чем дело, Сергей? — Лицо мичмана выражало растущую тревогу.
— Списывают наше судно, понимаешь? — отвечал Полундра. — К хреновой матери, как ржавую лоханку по цене металлолома списывают. А нас с тобой расформировывают. Дослужились до того, что никому не нужными оказались!
Несколько мгновений мичман испуганно пялился на хмурое лицо Полундры, пытался робко улыбнуться, словно надеясь, что сказанное им просто шутка, милый розыгрыш выпившего слишком много водки старлея. Однако тот все с тем же хмурым, серьезным видом кивнул и снова налил обоим по сто грамм.
— Да что они там, эти дурни в полосатых штанах! — во весь голос воскликнул мичман, не замечая стоящего перед ним стакана. — Они что, весь Российский флот продать собрались? Да ведь нашему судну цены нет! Оно вообще единственное на нашем флоте такого класса с такими возможностями!
— Ну, вот теперь и его не будет, — грустно констатировал Полундра. — Будем норвежцам заказывать нам промеры глубин делать. Заодно и наблюдать за нашими же учениями. И покупать эту информацию за большие деньги. У нашего правительства теперь денег ведь много, нефть на мировом рынке опять подорожала…
— Да уж, подорожала, — саркастически кривя губы, отозвался мичман, машинально опрокидывая стопку водки себе в глотку и даже не морщась при этом. — Всю нефть выкачаем, а потом в кабалу к американцам пойдем. Великая, могучая Россия! Была великая и могучая, да всю продали! Продали, а деньги пропили…
Мичман умолк, с выражением печали и досады глядя прямо перед собой отсутствующим взглядом. Старлей Павлов налил еще по одной. Мичман снова машинально взял свой стакан и, не глядя, опрокинул в себя его содержимое. Полундра же медленно, морщась, заглотнул жидкость, скривил гримасу досады, стал рассеянно и мрачно смотреть по сторонам. Глаза Сергея стали чуть заметно поблескивать знакомым мичману диким огнем, но тот старался не обращать внимания на него.
— И куда ж мы теперь, без нашего судна? — печально проговорил он. — Кому мы теперь на хрен нужны? Зачем нас всему этому учили — подводному плаванию, технике глубоководных погружений, рукопашному бою, наконец? Куда мы все теперь денемся, а?
— Командир вон мне на гражданку советовал перейти, — хмуро и зло сказал Полундра.
— Куда? На гражданку? — протянул мичман. Он заметно, прямо на глазах пьянел. — И ты в морду ему не дал? Прямо там, в штабе?
— Он сам на гражданку переходить хочет, — зло усмехаясь, сказал Полундра. — Так мне сказал. Говорит, уж лучше на гражданке, но достойным делом заниматься и хорошо получать, чем на военном флоте числиться, а на деле на берегу пакгауз с гнилым канатом сторожить!
Мичман снова с недоумевающим видом уставился на своего командира, не зная, то ли шутит Полундра, то ли говорит серьезно. Впрочем, быстро понял, что старлею не до шуток.
— И куда же он собрался? — спросил мичман, насмешливо кривя губы. — В какое-нибудь охранное агентство, где отставных офицеров принимают? Пухлые задницы наших бизнесменов сторожить, конечно, выгоднее, чем старый пакгауз. Работка — в самый раз для него…
— Не знаю я, куда он намылился, — отозвался старлей уныло. — Но говорил мне, дело стоящее и вполне по моему профилю, боевого пловца спецназа. Все мне своего дружка, однокашника по Фрунзенскому командному училищу, Игоря Баташева в пример ставил. Говорил: вот же, устроился человек на гражданке достойно, хорошо…
— Кто-о? — ошалело протянул мичман. — Баташев устроился достойно? Да ты знаешь, что про этого Баташева говорят? Говорят, что он ушел из флота только потому, что появилась возможность создать криминальную структуру… Банду, короче говоря. И сам он стопроцентный бандюга! От него весь Петербург теперь стонет!
— Вот, я так кавторангу и сказал, — сообщил Полундра. — А он мне: не смей, мол, так говорить о моем друге!
Они снова выпили, помолчали немного, сосредоточенно глядя прямо перед собой.
— Да уж, — проговорил рассеянно мичман. — Теперь у нас бандиты хозяевами жизни оказались. Бандиты да толстосумы. В нашем городке тоже вот объявился такой, олигарх заполярного разлива. Какой только черт его сюда занес… Ты не слышал, старлей?..
Мичман поднял глаза на своего командира, и от изумления слова замерли у него на губах. Потому что Полундра, замерев и окаменев как статуя, во все глаза глядел куда-то в сторону. Оглянувшись, мичман увидел, что от входа в ресторан по не слишком широкому проходу между столиками пробираются лысеющий солидный господин в дорогом сером костюме, ведущий под руку Наталью Назарову, а следом за ними, на почтительном расстоянии, но не отставая, группа звероподобных телохранителей, с грузными, точно медвежьими, телами и тупыми, но наглыми физиономиями.
— Тихо, тихо, старлей, не нервничай! — попытался было заговорить мичман. — Тут ничего не поделаешь…
Но Полундра не слышал его. Поднявшись из-за стола, он решительно отстранил пытавшегося было остановить его мичмана и твердой походкой направился навстречу бизнесмену.
Белокурая девушка, заметив Полундру, вздрогнула, ее глаза расширились от ужаса. Она реши— тельным движением выдернула свою ладошку из руки бизнесмена, сделала шаг навстречу Полундре, затем остановилась в растерянности, стыдливо опустив голову.
— Вот, значит, как ты ухаживаешь за больным отцом! — тихо, но отчетливо проговорил Полундра. — Значит, ты отказалась от встречи со мной сегодня вечером ради вот этой толстомордой мрази!
— Сережа, я прошу тебя… — Девушка не договорила, в отчаянии, казалось, не находя слов.
— Значит, деньги и правда самое важное в жизни. Я так понял? — продолжал Полундра. — Вернее даже, не просто самое важное, а вообще единственное, что имеет значение…
— Слушай, мореман! — Бизнесмен при виде Полундры в этом зале несколько растерялся, но в окружении своих телохранителей обрел обычную свою уверенность и наглость. Он развязно приблизился к Полундре, попытался встать между ним и белокурой девушкой. — Ты чего лезешь, мурло, к моей девушке? Ты что, хочешь, чтобы твои мозги здесь по полу размазали?
