Этот катер должен был доставить Сергея Павлова в Мурманск. Оттуда Павлову предстоял перелет в Питер и дальше – в низовья Волги, а конкретное место, где он должен будет взойти на борт тральщика, по словам Сорокина, ему будет сообщено позже.
Глава 4
Тральщик, разрезая волны, легко шел вниз по течению. Внешний вид корабля был не совсем обычен – маскировка сделала свое дело. Действительно, трудно было узнать в этом стройном красавце боевую машину. Палубные надстройки, обшитые фанерой, досками и жестью, действительно придавали тральщику вид некоего странного гражданского судна, не то рыболовного, не то исследовательского. Впрочем, особого внимания корабль не привлекал, а о военном его назначении и вовсе догадаться было тяжело. Павлов стоял на палубе, подставив лицо ветру и солнцу. Справа виднелся очередной городок, прилепившийся к самому берегу. Несколько церквей, блестя свежепокрытыми куполами, издалека бросались в глаза. Полундра прошелся по палубе. Поднял голову, зажмурился. Светило жаркое солнце. Было тепло, хорошо, уютно.
Работы особой не было. Павлов все проверил, очередной раз осмотрел, так что пока можно было и отдохнуть.
Он зашел в рубку. Там стояли два человека – капитан третьего ранга Истомин, назначенный командиром тральщика на период проводки, и иранец Али аль Хошейни. Иранец был в благодушном настроении. Шорты до колен, цветастая рубашка и белые сандалии составляли его сегодняшний гардероб. Полундра скептически взглянул на Хошейни. Еще при знакомстве, когда их представили друг другу, он не понравился Сергею.
«Миллионер на отдыхе» – прилепил он к нему определение.
Как ни странно, иранец был один. По этому поводу Сергей спросил Истомина:
– Тимофей, вроде он крупная шишка. Почему он здесь один?
Добродушный Истомин пожал плечами.
– Даже не знаю, что и сказать. До Нижнего их тут была целая компания. Он, переводчик, двое охранников. В Нижнем Новгороде он отослал всех в аэропорт, сам остался. Говорит, сам справлюсь.
– А его люди?
– По его словам, он их так любит, что иногда дает возможность отдохнуть. Он говорит, они встретятся уже в Пехлеви, в Иране.
– Странно, – сказал Полундра, качая головой. – Впрочем, это его дело.
Иранец проявлял любопытство ко всему, что происходило вокруг. Однажды появился в рубке, попыхивая сигарой.
– Добрый день! – приветливо поздоровался он. – Не помешаю?
– Приветствую, – немного удивленно ответил Истомин. – Заходите, господин Хошейни, гостем будете.
Иранец крутил головой, глядя то на оборудование рубки, то на самого капитана.
– Как-то не было случая поближе познакомиться, – заявил он, глядя приветливо. – Разве что по именам знаем друг друга.
– Это да, – согласился Истомин, выжидательно глядя на Хошейни.
– А вы хорошо знаете Волгу? – неожиданно поинтересовался иранец.
Истомин ухмыльнулся.
– А то! Кому же, как не мне, знать Волгу-матушку? Да я каждый камень на берегу помню. С закрытыми глазами до Астрахани пройду!
Иранец дипломатично улыбнулся.
– Что, не веришь? Готов поспорить на что угодно!
– Конечно, верю. Я и не сомневался, господин Истомин, что вы опытный моряк. Когда я договаривался о проводке корабля ко мне на Родину, мне порекомендовали именно вас. – Он помолчал и добавил: – А мне, как гостю, очень интересно узнать о некоторых аспектах.
– О чем конкретно? – взглянул на него Истомин.
– Ну вот хотя бы насчет ловли осетровых в низовьях Волги. Как сейчас у вас с этим обстоит дело?
– Не знаю, что тебе рассказать, друг! – ответил командир, не отрывая взгляда от фарватера. – Раньше было неплохо, теперь – полная… – Он запнулся.
– А что не так? – улыбнулся иранец.
Истомин попал на свою любимую и в то же время больную тему. Будучи по природе своей человеком добродушным, честным – образцом российского моряка старой школы, он большую часть жизни прожил на Волге. Всем сердцем любя эту великую русскую реку, он страшно переживал за то, что происходило здесь, особенно в последние годы. Родившись в небольшом городишке, он сызмала видел, как люди губили реку, ведь должны были оберегать ее как свою кормилицу.
– Да ты посмотри на Волгу! – восклицал Истомин. – Не та река нынче, не та вода. Я же мальчишкой видел, какая была Волга, и вижу, что она сегодня. Что с ней сделали разные уроды! Браконьеры, сливы в Волгу всякой химической дряни. – Он скривился. – Скоро вообще промысел осетровых на нет сойдет.
– Да, но почему же у вас такое происходит? – напряженно слушая, спросил иранец. – Я вас не понимаю.
– А что понимать, хреново тут, и все понятия. Уничтожают реку, о чем тут еще говорить. Мне бы власть, я бы…
В груди у Истомина клокотало. Хуже нет, когда все понимаешь, а сделать ничего не можешь.
Полундра кашлянул. Похоже, зашел он не совсем вовремя. Однако, раз он уже появился, надо было оправдывать свое появление.
– Тимофей, как дела? – спросил Полундра.
– Нормально дела, – оглянулся командир. – А у тебя?
Павлов развел руками.
– Все под контролем. В Багдаде все спокойно.
– Как в Багдаде? – непонимающе уставился на него иранец. – При чем здесь Багдад?
Истомин с Павловым дружно, как по команде, рассмеялись.
– Да нет, господин Хошейни, Багдад здесь совсем и ни при чем, – ответил Полундра. – Это у нас поговорка такая.
– А-а-а… – протянул иранец.
Они быстро сошлись, стали на «ты» – командир тральщика, общительный Тимофей Истомин и Сергей Павлов, боевой пловец, старший лейтенант Северного флота. При всех различиях у них было и много общего – нормальные русские мужики. На таких испокон веку Россия и держалась.
Возвращаясь к прежней теме, Истомин горестно покачал головой.
– В общем, господин Хошейни, дела идут так погано, что, боюсь, следующее поколение будет изучать осетров по рисункам – как стеллерову корову!
– Интересно, – вопросительно поднял брови иранец. – Расскажите, будьте добры…
Полундра хмыкнул. Тема-то уж больно знакомая – как-то мы ее уже проходили! Под этим соусом в свое время много чего интересного происходило на далеких Беринговых островах. И не без участия старшего лейтенанта Павлова.
Поэтому с полным правом Полундра вклинился в разговор, выдав прочно засевшую когда-то в мозгу информацию:
– Это у нас на Дальнем Востоке были когда-то такие животные морские. Огромные, неповоротливые, в общем, гора мяса. За то, как говорится, и пострадали. Не успели ученые в середине восемнадцатого века стеллерову корову описать, как уже через несколько лет промышленники ее истребили.
