– Хм! Однако как у вас говорят? Коней на переправе не меняют! – заволновался иранец. – Так дела не делаются, уважаемый.
– Так-то оно так, – протянул Ставрогин, – я рассчитывал на одно, а получается совсем другое. Вы же прекрасно понимаете, что не я один решаю все вопросы. Без Москвы это невозможно. Тем более люди из министерства в последний момент потребовали больше, чем я рассчитывал…
– Насколько я знаю, люди из министерства уже получили свое, – лучезарно улыбнулся иранец. – Или я не прав?
– Что? – Адмирал, чтобы сохранить спокойствие, принялся осматривать бездонное синее небо, черный иранский сухогруз у пирса и ржавые железнодорожные вагоны.
– Это я у вас могу спросить – что? – улыбнулся иранец. – Получается, ваши деньги остаются при вас, и вы можете быть довольны.
Адмирал втянул голову в плечи и с недовольным видом налил себе коньяку. Он помнил, что иранец не пьет, и потому тут же опрокинул рюмку в рот.
– Вы пьете хороший коньяк, а значит, не все так уж плохо, – снисходительно бросил иранец. – А если серьезно, уважаемый Василий Митрофанович, то я не уполномочен решать эти вопросы. Со своим начальством я могу поговорить, но, наверное, оно знает даже то, что вы недоговариваете. Так что кто знает, стоит ли поднимать вопрос. – Отдуваясь, Хошейни полез в карман. Достал большой цветастый платок, сложенный во много раз, и принялся вытирать мокрое от пота лицо.
– И все-таки поставьте вопрос, – упрямо произнес Ставрогин. – Вам же приятно иметь со мной дело?
– О да, мне приятно! – расхохотался Хошейни. – Хорошо, я сделаю, как вы просите.
Он порывисто протянул руку, налил в бокал кока-колы, схватил бокал и, шутливо стукнув по пустой рюмке адмирала, выпил колу залпом.
– Может, по коньячку, господин Хошейни? – Ставрогин кивнул на бутылку.
– Нет, благодарю вас, – улыбнулся иранец. – Я чту законы Корана…
Разговор переключился на нейтральные темы. Через некоторое время беседа была прервана появлением военного «уазика».
Адмирал не сразу рассмотрел, что за рулем сидел старший лейтенант Сергей Павлов. Полундра был облачен в парадную форму и настроен решительно.
Причиной решимости Павлова были соображения, которыми поделился капитан третьего ранга Истомин. Тимофей считал, что не так все просто обстоит с этим иранским сухогрузом. Судно появилось этой ночью, спешно было разгружено – и уже ударными темпами загружается какими-то странными контейнерами. Причем документацию на груз никому не показывают.
На заднем сиденье машины лежала экипировка для подводного плавания: гидрокостюм, ласты, маска. Матово поблескивал баллон акваланга. Заглушив двигатель, Сергей вылез из машины, оправился и торжественным шагом приблизился к Ставрогину.
– Товарищ контр-адмирал, разрешите… – начал он.
– Что вы здесь делаете, товарищ старший лейтенант? – прервал Ставрогин. Он подозрительно разглядывал Павлова.
Сергей, не отрывая руку от пилотки, отчеканил:
– Товарищ контр-адмирал, поскольку сухогруз пойдет в сопровождении тральщика, моя прямая обязанность – обеспечить безопасность и второго судна.
У адмирала отвисла челюсть:
– Что вы хотите этим сказать?
– Сухогруз следует осмотреть. На его борту должен находиться я или несколько моих людей. Сами понимаете, я подчиняюсь заместителю главнокомандующего Военно-морским флотом РФ.
Полундра намеренно сделал здесь паузу. Адмирал наверняка разволновался, ведь прозвучало лишнее напоминание о том, кто послал старшего лейтенанта Павлова на задание.
И правда, Ставрогин несколько минут сидел молча. Из него словно выпустили воздух. Потом адмирал заговорил:
– Все-таки считаю это лишней тратой сил и времени, товарищ старший лейтенант.
Полундра подавил в себе улыбку – возражал адмирал нерешительно. Наверняка выбит из колеи.
Ставрогин и иранец переглянулись. Адмирал открыл и вновь закрыл рот, пауза затянулась. А потом заговорил Хошейни:
– Я вообще не понимаю, в чем дело, – произнес он, вытирая со лба обильный пот. – Сухогруз – гражданское судно, а экипаж на нем, объясню, иранский. Если мы позволим вам и себе организовывать проверки, то это приведет к приостановке погрузочных работ. А это все, уважаемый, лишние деньги. И, замечу, немалые. Есть они у вас? Вряд ли. У меня тоже нет, а если бы и были, то я ими дорожу.
– Вам все понятно, старший лейтенант? – Ставрогин смотрел на Полундру, и в его глазах прекрасно читалось: «Вали отсюда, мудак, и чтобы я тебя больше не видел».
– Так точно, – вынужден был ответить Сергей.
– Больше вопросов нет?
– Так точно, нет, – повторил Полундра.
– Ну что же, нет – так нет. – Контр-адмирал Ставрогин приободрился. – В таком случае вы свободны.
– А…
– Я же сказал – идите! – железным голосом прервал контр-адмирал.
Сергей поднес руку к головному убору, повернулся и затопал по асфальту. Он улыбался, даже принялся насвистывать какой-то бодренький мотивчик – впрочем, быстро одернул себя.
Ставрогин и иранец внимательно следили, как старший лейтенант Павлов садится в «уазик». Дверца захлопнулась. Машина, заурчав мотором, развернулась и в считаные секунды исчезла за высокими тополями, которыми было обсажено шоссе.
– Итак, на чем мы с вами остановились, господин Хошейни? – со значением произнес контр-адмирал.
– На том, уважаемый господин Ставрогин, что мы прекрасно понимаем друг друга. – Иранец, щурясь от удовольствия, мелкими глотками попивал холодную кока-колу.
На сухогруз тем временем перегрузили последний контейнер. Кран повернул стрелу – и маленький локомотив потянул опустевшие вагоны к воротам, которыми ограничивалась территория порта.
– Кстати, простите за любопытство, – произнес адмирал. – В каких отношениях находятся традиции вашей страны с этим напитком – символом западного образа жизни? – Он кивнул на кока-колу.
– Никаких отношений, господин Ставрогин, – лучезарно улыбался иранец. – Я пью этот напиток без всякого идеологического наполнения. Но, надеюсь, вы будете молчать об этом. Ведь дело, которое мы с вами затеяли, тоже не имеет никакого идеологического наполнения!
Контр-адмирал и иранец переглянулись – и вслед за этим по окрестностям разнесся их дружный хохот.
* * *
Солнечные блики на мгновение блеснули и потухли в прибрежных кустах. На вершине холма, которая являлась прекрасной наблюдательной точкой, лежал худенький человек с биноклем в руках – и человек этот, не отрываясь, уже давно наблюдал за происходившим в порту. На человеке был темно-зеленый прорезиненный плащ, голову его полностью скрывал большой капюшон.
Зачем наблюдатель натянул на себя плащ в такую жару? Наверное, в случае обнаружения не хотел быть опознанным.
