Из рубки тральщика обозревал фарватер реки капитан третьего ранга Истомин. В руках его был бинокль. Взгляд командира тральщика прошелся по военным кораблям, бросившим якорь у берега, – учения были временно прекращены, чтобы пропустить гражданские суда.
Открылась дверь, в рубке появился старпом.
– Ну что, Тимофей, не хочешь посигналить коллегам? – спросил он, подмигивая.
– Не стоит, – отозвался Истомин. – По договоренности с иранской стороной мы строго засекречены. Кстати, Леша, чем занимается наш иранский друг? – спросил командир.
– Да чем он может заниматься, товарищ капитан третьего ранга, – грехи замаливает, – хмыкнул старпом. – Устроил в своей каюте какую-то молельню…
– Э-э-э, не суди, – произнес Истомин, не отрывая взгляд от бинокля. – Религия, брат, это дело тонкое. Надо помолиться – пусть человек совершает намаз.
– Видели бы вы, как он это делает, – не унимался старпом. – Стоит на коленях, на коврике, бьется головой о пол. Как бы нам палубу не пробил.
– Сказал, перестань! – повысил голос командир. – А это что?
Прямо по курсу корабля возникла темная точка, она росла, приближалась, и скоро Истомин увидел, что на всех парах к тральщику несется водный мотоцикл. Верхом на мотоцикле сидел… да, это был Сергей Павлов, Истомин узнал бейсболку и цветастую майку, отданные Полундре.
Подлетев к кораблю, мотоциклист заглушил мотор. Истомин внимательно осмотрел Полундру – кажется, цел.
– Поднять человека на борт! – наконец опомнился капитан третьего ранга.
Два матроса поспешили выполнить приказ. Полундра, оказавшись на палубе, тяжело дышал. Из пробитой руки, висящей плетью, текла кровь.
– Послушай… – начал было капитан третьего ранга.
– Потом, потом, – хрипло бросил Полундра. Со всех ног, насколько позволяло здоровье, он устремился к каюте. Матросы, бывшие на палубе, провожали его удивленными взглядами. Расшвыривая банки, он достал радиомаяк. Одного взгляда опытного спецназовца было достаточно, чтобы понять – маяк активизировался. Таким образом, атака могла произойти в любой момент.
– Твою мать! – прохрипел Сергей. Он снова выбежал на палубу. Ранение руки сил совсем не прибавляло, но на ногах стоять он еще мог. Медлить было нельзя. Павлов опять бросился к водному мотоциклу.
– Да что ж такое? – Истомин вглядывался в бледное лицо Сергея. – Ты куда?
– Нет времени, все потом, – отмахнулся Павлов, оставляя на палубе мокрые следы.
– Погоди ты, я же должен знать!
– Ты мне веришь? – на мгновение остановился спецназовец, взглянув в глаза Истомина.
– Ну, конечно, верю, о чем речь, но…
– Тогда не спрашивай.
Павлов бросился к водному мотоциклу. Истомин, вглядываясь вперед, теребил светлый ус, что-то прикидывая про себя.
* * *
Хошейни находился в каюте. Он поминутно вздрагивал. Несмотря на то что иранец расположился на своем коврике, встав на колени, молитва в этот раз не успокаивала его. Знакомые слова не грели душу и звучали, словно издалека. Он страшно нервничал. Каждый раз, когда Хошейни поднимал голову после очередного поклона, он смотрел в круглое окно иллюминатора на сухогруз. Ему все казалось, что тот находится близко от тральщика. Слишком близко. Затем Али услышал, что тральщик сбросил ход. Вскочив на ноги, он прислушался. На палубе был слышен какой-то шум, постепенно перешедший в громкие голоса. Напрягая слух, иранец приник к иллюминатору. Среди обрывков фраз, доносившихся до него, он уловил слово «радиомаяк». После этого остаться в каюте Али просто не мог. Немного поколебавшись, пересилив страх, Хошейни вышел на палубу. С нее он увидел Павлова, садившегося на водный мотоцикл.
– Что случилось? – Али перегнулся с борта судна, вытаращив глаза на растерзанный вид Павлова.
Сергей старался выглядеть как можно более спокойно.
– Да уж случилось, – с издевательской вежливостью, смакуя каждое слово, сказал Полундра. – Радиомаяк, который я снял с днища сухогруза, активизировался, – проговорил он, внимательно глядя в побелевшее лицо иранца.
У Хошейни после этих слов округлились глаза.
– Так он на борту? – Казалось, иранца сейчас хватит инфаркт. Цвет лица у него стал меняться, как у хамелеона, – быстро и контрастно, из белого в красный.
В другой раз Сергей бы с удовольствием полюбовался на такое представление, но, к сожалению, сейчас у него на это совсем не было времени. Иранец же, мгновенно забыв и о ране Полундры, и о его не совсем обычном виде, прохрипел:
– Сейчас мы все взлетим на воздух!
Словно бы не слыша панических воплей и причитаний, Сергей отвалил от тральщика, и мотоцикл понес его вверх по реке.
Хошейни минуту пребывал в задумчивости, затем принял решение. Вскочил обеими ногами на борт и полетел в воду. Его увидели, всполошились.
– Человек за бортом! – раздался крик.
Вслед Хошейни полетел спасательный круг, брошенный кем-то из матросов. Как оказалось, иранскому гостю он совершенно не был нужен. Иранец проявил как умение прекрасно плавать, так и горячее желание поскорее отдалиться от корабля.
Что было сил работая руками и ногами, он стал удаляться прочь. Его черноволосая голова то исчезала, то вновь появлялась на поверхности воды.
* * *
На высоком речном берегу сидел Бунчук, на коленях его лежал портативный компьютер-ноутбук. Рядом сидела Анжелика, забавная морщинка обозначилась на лбу, девушка озабоченно поглядывала по сторонам.
Внизу стояла лодка. Левее их, метрах в ста, располагался эллинг.
Место для запуска торпеды было выбрано как нельзя более удачно. После выхода из залива берега этого речного рукава раздавались в стороны и открывался широкий простор. Где-то за береговой излучиной, невидимый пока, выходил на этот простор иранский сухогруз.
Но здесь царила обычная тишина. Журчал ручеек у песчаного берега, вытекавший из родника и сливавшийся с могучей рекой. Над поверхностью воды порхали стрекозы, шумели прибрежные камышовые заросли.
Медленно, сосредоточенно мужчина вводил в ноутбук команду за командой. Впрочем, спокойствие Бунчука было обманчивым, пот, струившийся по его лбу, выдавал напряжение.
Анжелика посмотрела на эллинг – он был заперт.
– Папа. Не открыть ли нам ворота? – с тревогой спросила девушка.
Бунчук поморщился, не отрываясь от клавиш.
– Лишнее, – бросил он коротко, нервно. – Дерево для этой твари – не преграда.
– Папа… – начала девушка.
– Не мешай! – оборвал отец. Он ввел последнюю команду и занес палец над клавишей. – Ну все, Анжелика, смотри! – На лице Бунчука появилась торжественная и какая-то детская улыбка, и он нажал ввод.
