Мне не раз приходилось переживать подобные минуты, включая и специальную практику, но сказать, что я привык к подобным неожиданностям, было бы верхом бестактности и чванства. Рубашка на груди разверзлась кровавым отверстием, и я ничком рухнул на пол у ног противника.
Почти мгновенно до слуха долетел повторный выстрел, и я молил бога, чтобы он не был контрольным, в голову.
Но опасения оказались напрасными – вслед за резанувшим барабанные перепонки звуком послышался громкий стук падающего тела, и рядом со мной растянулся бедолага Фролов, выпучив немигающие глазки на собственный потолок.
Торопливые шаги удаляющегося мента-оборотня перекрыл тихий щелчок захлопнувшегося замка, который поставил жирную запятую во всей этой необычной истории.
Когда все звуки смолкли, я смог неторопливо подняться на ноги и осмотреться – на том месте, где только что лежало мое «бездыханное» тело, осталось лишь мокрое пятно темно-бурого цвета.
Такая же лужа образовалась и под несчастным хозяином квартиры, который продолжал бессмысленно пялиться на покачивающуюся люстру.
– Гражданин прокурор, – тихонько позвал я, – вставайте – концерт окончен.
Остекленевший взгляд неожиданно приобрел осмысленное выражение, а морщинистые веки с седыми ресницами часто заморгали – кряхтя и отдуваясь, Фролов поднялся на ноги и сказал:
– Да, здорово он нас «шлепнул», аж мурашки по коже, как вспомню.
– В вашем лице вся наша драматургия безвозвратно утратила недюжинный талант. Таких выдающихся драматических актеров, как вы, можно по пальцам пересчитать!
Прокурорский работник замялся, как робкая нецелованная девчонка, впервые получившая в свой адрес вполне заслуженные комплименты от малолетнего ловеласа:
– Сказалась школьная самодеятельность… Когда-то я играл Мальчиша-Плохиша…
– Ладно, – нетерпеливо перебил я, – вздохи и волнения оставим на потом. Сейчас главное, чтобы ребята не упустили Артура.
Ответом на мои слова стал тихий шорох открываемой двери, ведущей в просторную гостиную, – на пороге возник эсбэушник Вадим с автоматом Калашникова.
– Можете не волноваться, – улыбнулся он, – у меня есть радиостанция, и я прослушиваю все передвижения объекта.
Только сейчас я заметил, что в левом ухе офицера торчит маленький наушник. Признаться по правде, я не знал о том, что нас будут прикрывать так плотно, в противном случае мог бы вести себя посмелее.
Но что сделано, то сделано, и назад уже не воротишь – как бы того ни хотел.
Между тем «официант» вещал:
– Прелясковский только что миновал Главпочтамт и въехал в тесный дворик… Он оставил свою машину рядом с рынком и направился к телефону-автомату неподалеку от кинотеатра «Сатурн»… Сейчас он набирает номер кораблевской усадьбы… Мобильник отключен.
Я живо представил себе, как на том конце провода тонкие пальцы прикасаются к трубке радиотелефона, но мои грезы перебил размеренный голос:
– …вернулся к машине. Спокоен. Собирается открыть атташе-кейс…
Дальше можно было не рассказывать, потому что эхо прозвучавшего взрыва докатилось и до нас, отчего задребезжали оконные стекла.
Снимая с себя пропитанную куриной кровью рубаху, хозяин квартиры сказал, рассматривая причудливые проводки электрического детонатора:
– Как это киношники догадались использовать для этого обычный презерватив?
– Не понял… – пытаясь сообразить, о чем это говорит Фролов, переспросил автоматчик.
Пришлось мне дать необходимые пояснения – протянув собеседнику собственную сорочку, я заговорил:
– Вот смотри, видишь этот разорванный презерватив? – Я продемонстрировал собеседнику использованное не по назначению противозачаточное средство. – Его наполнили куриной кровью и приклеили к моей рубашке, подведя сюда электрический детонатор, который срабатывает от маленькой «Кроны» в моем кармане.
Вадим, все еще не понимая, посмотрел на меня:
– И что?
– А вот что: стоит мне только незаметно коснуться скрытого тумблера, как жидкость вылетает наружу сквозь предварительно сделанную прорезь. Произведение киношного искусства. Мне когда-то на «Мосфильме» пришлось статистом подрабатывать. Там и научили…
На этот раз офицер понятливо качнул головой и засмеялся:
– Здорово.
– Ну это ладно, – вмешался в диалог прокурорский работник, – а вот как удалось обезвредить оперативную группу, которая прибыла вместе с Прелясковским? Не один же он приехал, в конце концов?
Офицер СБУ откашлялся.
– Их уже ждали наши ребята. Я участвовал в детальной разработке операции и знаю, что, как только капитан прибыл, его незаметно блокировали наши оперативники. Тех, которые остались внизу, упаковали быстро и без особого треска и шума, а вот с остальными двумя пришлось немного повозиться – я все слышал через переговорное устройство, – внес маленькое дополнение говорящий. – Один из них пытался уйти через крышу, поэтому пришлось прострелить ему голень, а второй, поняв, что против него действуют профессионалы, добровольно сдался.
– А пистолет и взрывчатка? – не унимался Фролов. – Если бы Прелясковский захотел воспользоваться другим оружием или открыл бы чемоданчик, что тогда?
На этот раз пришлось пояснить мне.
– С пистолетом – это тонкий психологический расчет. Все продумано. Человек, заполучив оружие, которым ему до этого угрожали, никогда в жизни не поверит в то, что патроны там – холостые. А насчет взрывчатки… Что ж, могли быть и неожиданности – ведь именно поэтому я бросился на капитана, когда он пытался приоткрыть крышку. Когда же он нас благополучно «застрелил» – мы были вне опасности. Взрыв, заложенный в кейс, был направленного действия, поэтому максимум неудобств – это забрызганные кровью обои и легкая контузия.
– К месту взрыва стекаются любопытные прохожие, – улыбнулся Вадим. – Службой наружного наблюдения место оцеплено, вызвана пожарная охрана…
Но последнее меня мало заботило. Главное было сделано – суровый негодяй, набравшийся наглости окрестить себя именем великого вождя классового выступления древнеримского пролетариата, перестал существовать. А вместе с ним исчезли многие проблемы, которые до сих пор заботили и беспокоили мое чувствительное сердце.
Подойдя к замершему у стола Фролову, я с чувством пожал его стариковскую ладонь и направился к выходу.
Около оставленной во дворе машины спокойно покуривал Ремизов, переводя многозначительные взгляды с меня на рассерженную Инну.
– Порядок, командир, – устало проговорил я, усаживаясь на водительское кресло.
Рассевшись сзади, он выразительно произнес:
– Это последняя услуга, которую я тебе должен. Все на этом.
– Все нормально, – охотно согласился я, – мы в полном расчете.
