Отражение месяца желтым серпом плыло по волнам. Мир был тих и безмятежен. Но Святой знал, как коварна, обманчива тишина, готовая в любую секунду разорваться сполохами выстрелов, предсмертными криками и атакующими кличами. Так в его жизни бывало не раз.
— Что с нами будет? — с печалью в голосе повторила Дарья.
— Все образуется, — с уверенностью настоящего мужчины, знающего цену своим словам, ответил Святой.
Домой они вернулись раньше намеченного срока. Угланова, как закоренелый трудоголик, воспрянув духом, постановила наверстать упущенное. Редактор давно намекал, что пора бы разродиться объемной статьей, способной привлечь внимание читателей. Для акул пера, обеспечивающих изданию рост тиража, длительное молчание даже по сверхуважительным причинам контрактом не предусматривалось. Конкуренция обязывала быть всегда в строю.
Набрав припасов, основательно подчистив подвал дачи, Святой и Дарья аккуратно упаковали банки с маринадами, соленьями и прочей снедью в багажник малолитражного «Пежо». Стремясь сохранить в целости хрупкую поклажу, Угланова не гнала машину, как обычно. Она аккуратно объезжала выбоины, сбрасывала скорость на ухабах.
К подъезду желтый «Пежо» подкатил, когда глазастые старушки, просиживающие дни напролет на скамейках, отправились смотреть сновидения с эпизодами из своей молодости.
Разгрузка маленького, но на удивление емкого багажника заняла минут пятнадцать. Святому пришлось совершить несколько рейсов, транспортируя тару с домашними деликатесами. Расставляя банки по полкам встроенных шкафов, бывших местом хранения съестных припасов, он взглядом профессионала отметил следы перестановок.
Изменения были незначительными, почти незаметными.
То коробка была повернута не тем ребром, то банка с малиновым вареньем, занимавшая место в последних рядах, вдруг оказывалась на первом плане.
— Даша, ты что, порядок наводила? — придав голосу нарочито небрежный тон, спросил Святой.
Уборку, как и готовку, журналистка, будучи человеком творческой профессии, просто ненавидела. Драить квартиру Дарья начинала, только доведя ее до крайней степени запустения. Но с тех пор, как в ее стенах поселился Святой, бардака не было. Приученный к армейскому порядку, он педантично убирал разбросанные вещи, чем иногда доводил Дарью до бешенства.
— Порядок — это твоя привилегия! Я ни к чему не прикасалась! — крикнула Угланова, продефилировав в ванную.
Она торопилась отойти ко сну. Спозаранку журналистка, бывшая по натуре жаворонком, намеревалась дописать заказанную редакцией статью и отвезти материал шефу.
— Боже, голова раскалывается! — капризно надув губы, произнесла Дарья, остановившись у двери.
— Кислородное опьянение. Мало на природе бываешь.
Привыкла выхлопными газами дышать. Порезвилась вдали от городского смога, вот мозги и закипают.
Девушка картинным жестом поднесла руки ко лбу.
— Фу, грубиян! Сам выволок меня на дачу! Это ведь не моя среда обитания! Я создание городское! Мутант! Потребляю углекислый газ вместо кислорода.
Она удалилась, показав Святому язык. Но тревогу, зародившуюся в его сердце, этот кокетливый жест унять не смог.
Сантиметр за сантиметром Святой тщательно обследовал квартиру. Он искал следы вторжения непрошеных гостей.
Вроде бы никаких видимых изменений, нарушений в привычном порядке не было. Но инстинкт разведчика, какое-то седьмое чувство, выработанное годами, подсказывало, что чужаки проникали в жилище. Впрочем, кое-какие материальные подтверждения имелись. То ваза, стоявшая на телевизоре, оказалась передвинутой на полсантиметра, то склад ки тяжелых льняных штор изменили конфигурацию.
В душе Святой клял себя: «Следопыт хренов! Зачем кому-то копаться в Дашкиной квартире? Если милиция или спецслужбы вычислили меня, то заковали бы в наручники без проволочек да еще с мордобоем и группой захвата! Пора от паранойи лечиться!»
Но догадка переросла в уверенность.
Подчиняясь неведомому импульсу. Святой разворошил стопку газет. Папка Свенсона была на месте. Но бумаги…
Бумаги слишком аккуратно, одна к одной, покоились в полиэтиленовых файлах. Кто-то чрезмерно педантичный поработал над ними, рассортировал, но не удосужился вернуть в состояние прежнего хаоса.
— Любопытная бодяга… — процедил Святой, машинально похлопывая себя по колену злосчастной папкой.
Он сел в кресло. Пододвинул стопку бумаг. Перед глазами Святого как в калейдоскопе мелькали лица с фотографий: толстые, худые, в военных фуражках и бейсбольных кепках, европейского и азиатского типов, нахмуренные и смеющиеся. Но в этой галерее с завидным постоянством выделялась обведенная красным фломастером физиономия Петра Михайловича Банникова.
— Поставь, пожалуйста, чайник! — приоткрыв дверь ванной, крикнула успевшая принять душ Угланова.
— Да, конечно…
Святой быстро собрал бумаги и, комкая их, затолкал в папку. Предчувствие надвигающихся событий прогнало сон.
За столом, распивая чаи с мило воркующей Дарьей, он старался казаться беззаботным. Но мысли относительно ближайшего будущего росли как снежная лавина, начавшая движение от вершин гор к долинам.
Проведя полночи без сна. Святой принял решение временно покинуть уютное гнездышко. Он полагал, что одно его присутствие в квартире ставит Дарью под удар. Ведь он был вне закона, и за его укрывательство ей могли повесить статью, предусматривающую весьма солидный срок.
Утром Святой проводил хозяйку квартиры на работу. Оставшись один, он слонялся из угла в угол, сочиняя проникновенную речь и выдумывая мотивы, объясняющие желание сменить место жительства.
Святой бродил, бормоча под нос:
— Поделикатнее надо… Неубедительно насочинял.
Намотав приличное расстояние, он внезапно остановился, словно пораженный громом, и воскликнул:
— А ведь я чертовски хочу остаться с Дарьей!
Святой рассмеялся, радуясь своему открытию. Потом подошел к зеркалу.
Поверхность отразила чеканный профиль мужчины с упрямой складкой между бровей, гладко зачесанными темными, почти черными волосами.
— Что, старый пень, угораздило влюбиться? — укоризненно качая головой, попенял своему отражению Святой.
Вдруг хлопнула входная дверь.
— Ты с кем это там разговариваешь? — Вернувшаяся из редакции Дарья сбрасывала туфли.
— Завел старинную привычку… — Святой вышел навстречу хозяйке квартиры, — болтать сам с собой!
— Дурной знак! — с напускной неодобрительностью произнесла Угланова, передавая квартиранту пакеты с покупками.
Через час звонок оглушительной трелью оповестил о нежданном визитере…
* * *
Вор в третьем поколении, носивший зоологическую кликуху Бегемот, принадлежал к вымирающей касте «честных преступников». Взяв в руки фомку, когда ему едва стукнуло тринадцать. Бегемот расставался с этим инструментом только на время отсидки. Интеллектом взломщик не был обременен, но неписаный кодекс криминальных понятий усвоил четко. Среди блатарей Бега слыл человеком абсолютно надежным, хотя и туповатым. Отмотав три срока, он оставался верным воровскому ремеслу.
