– Да, когда мужик загремит на зону, быть ему первым петухом! – констатировал Святой, выслушав эпопею музыканта, ставшего на скользкую тропу наркоторговли.
– Подозрительный, сволочь. Все на меня косится. Пристает с предложениями кокса понюхать.
– Кокаина?
– Ага, прилипчивый, зараза. Я боюсь этого наркошу с перекошенной крышей, – Дарья доверчиво прильнула к Святому.
Больше уговаривать его не пришлось.
Когда они приехали на дачу, тусовка веселилась вовсю. Нализавшийся певец приставал к флегматичной девице. Продюсер, плотный коротышка лет пятидесяти, жарил шашлыки, поливая мясо виноградным вином. Еще несколько неприглядных фигур слонялись по участку с видом заблудившихся зомби.
Гостей усадили за стол. Подали чистые приборы и тарелки. Напротив Святого примостился изрядно поддатый длинноволосый парень с трехдневной щетиной на впавших щеках.
– Агнус! – манерно поводя плечами, представился он.
Святой отвернулся, проигнорировав желание неопрятного экс-музыканта завязать знакомство. От него за версту несло терпким запахом дорогого мужского одеколона, смешанного с потом. Удушливый аромат начисто отбивал аппетит.
Стол был накрыт на веранде, откуда был виден весь двор. Подчиняясь правилу профессионала, Святой внимательно осмотрел окрестности, заранее подготавливая возможные пути отступления. От угла дома к забору вилась узенькая тропка.
«Там есть калитка…» – сообразил Святой.
Компания веселилась, как могла. Визжали девицы. Продюсер, позабыв о шашлыках, пытался затащить внутрь дома упитанную даму, выделявшуюся пышностью форм и необъятным задом. Толстуха капризничала и упиралась.
– Юрик, а где наш соловей?! Пусть он споет, – сложив губы бантиком, требовала пышногрудая дива.
Подрагивающий от желания коротышка грязно матерился, лапая недоступную даму за филейные места:
– Какой соловей? Мне блевать хочется от его пения. Лапуля, мои «бабки» и возможности из этого мудака звезду сделали. Ну, пойдем наверх, киска! Похулиганим.
Вечеринка перерастала в оргию. Внезапно из дверей дома пулей вылетела худосочная девица. Следом за ней поспешал растрепанный певец со спущенными до колен штанами. Девица на ходу изрыгала проклятия:
– Импотент поганый! Лезет со своим засушенным стручком, а сам ни фига сделать не может!
Давший слабину певец споткнулся и кубарем полетел вниз. Потом с трудом поднялся, подошел к гогочущему Анусу и попросил:
– Дай кокса нос попудрить. Я эту суку без допинга трахнуть не могу.
– «Бабки» вперед, – захлебываясь от хохота, произнес длинноволосый.
На помощь подшефному пришел продюсер. Он навалился округлым животом на тщедушного Ануса. Тот отступил к веранде, продолжая гоготать, словно гусь. К веранде стали подтягиваться гости. Некоторых Святой видел в телевизионных шоу, на концертных афишах. Но теперь они предстали в другом обличье: без приклеенных улыбок, без лучащегося оптимизма в глазах. Перед ним была пьяная толпа, ничем не отличавшаяся от упившейся команды работяг из дешевой пивнушки.
– Анус, не выкаблучивайся. Я за «дурь» разбашляюсь. Дай народу оторваться, – заплетающимся языком приказал продюсер.
Пакетики с белым веществом перекочевали из кармана длинноволосого в протянутые потные руки. Схватив толстуху, хозяин вечеринки скрылся в доме. За ним последовали певец и большая часть компании. Вскоре из дома донеслись восторженные вопли, переходящие в сладострастные стоны.
«Свинарник! Хуже животных. Те хоть без наркоты случкой занимаются, а эти уже без „дури“ не могут». – Святой сидел на ступенях, машинально разминая сигарету.
Он упустил из вида Угланову, но в дом зайти не решался. Увидеть Дашку в клубке потных переплетенных тел было бы свыше его сил. Случись такое, и участники свального греха познакомились бы с кулаками бывшего спецназовца, надолго позабыв о радостях секса.
«Никогда нельзя терять контроль над собой. С чего ты взял, что Дарья в доме вместе с этим быдлом? Есть пределы, которых она не переходит», – рассуждал Святой, отгоняя глупые мысли.
Смеркалось. От стройных сосен, окружавших дачу, протянулись фиолетовые тени. Где-то в глубине соснового бора тревожно застрекотали сороки. К птичьему разговору добавилось мерное урчание двигателя.
«Опоздавшие спешат на случку», – зло подумал Святой, полагая, что по дороге едут подзадержавшиеся гости продюсера.
Откуда-то с задворков донесся сдавленный девичий крик. Святой прислушался. Слабеющий крик повторился на фоне заливистой матерщины. Сбежав со ступеней, Святой стремглав бросился к углу дома. Он не сомневался, что кричала Дарья. Обогнув угол, он удостоверился в своей догадке.
У дощатой будки, бывшей то ли туалетом, то ли сараем для инструментов, шла борьба. Разъяренный Анус потрошил дамскую сумочку, прижимая свободной рукой Дарью к дощатой стене.
– Зачем тебе диктофон?! Что ты, сучка, записывала? – вопил наркоторговец, пытаясь изъять кассету из аппарата.
Угланова отчаянно сопротивлялась. Растопырив пальцы, она искала глаза Ануса.
– Отпусти, вонючая скотина! Отпусти, хуже будет.
Платье с порванной бретелькой сползло с плеча девушки, оголяя высокую грудь. Дарья в гневе выглядела великолепно. Раскрасневшаяся, с гривой разметавшихся волос, со сверкающими глазами, она выглядела амазонкой, противостоящей гнусной твари, выбравшейся из преисподней.
Святой даже притормозил, увидав редкое зрелище – сражающуюся, как львица, подругу. Она, увидев подмогу через плечо навалившегося Ануса, ослабила бдительность. Лохматый экс-гитарист не преминул воспользоваться моментом.
Изловчившись, он поднял подол легкого платья девушки и запустил туда руку, которая мгновенно впилась в бархатную кожу внутренней стороны бедра журналистки. Рука наркоторговца поднималась все выше и выше, а слюнявые губы мусолили упругую округлость полуобнаженной груди.
– Крошка, мы сумеем договориться. Я никому не скажу о диктофоне… Тихо, малышка, тихо… – шепелявил Анус, пытаясь расстегнуть ширинку.
Холодный голос огрел его словно плетью:
– Наркоту в задницу паковать собрался? Прикрой клин, болван.
Музыкант не успел повернуться. Святой, взявшись железной хваткой за брючный ремень, украшенный железными заклепками, приподнял Ануса, отрывая от земли. Тот беспомощно засучил ногами, обутыми в белые кроссовки. Его руки совершали махательные движения, будто он пытался взлететь.
– Ты на кого наезжаешь! – тонко взвизгнул лохматый, не понимая, почему он оказался в невесомости.
Святой бросил его на шершавую стену сарая. Худощавый гитарист буквально впечатался в доски. Упав, он схватился за расплющенную физиономию, испещренную оспинами заноз.
– Фашисты, что вы делаете, – заныл Анус, катаясь по траве.
