Крутанувшись на подвижном кресле с колесиками, Дарья выехала из-за компьютерной стойки в просвет между столами.
– Алес капут, Валентина. Поеду дрыхнуть… – голосом бедовой девахи произнесла Дарья, присовокупив строку из романса подворотен: – «А дома ждет холодная постель…» Что с собачкой случилось? Навести справки у «желтков»?
Подслеповатые глазки старушенции, спрятанные под складками век, плутовски забегали:
– Сведи меня с вьетнамцами. Познакомь, Дарьюшка! Я им такую гору мяса укажу! Неделю пировать будут. Обтрескаются! – затараторила бабка. – Сосед мой псину выгуливает. Не собака – теленок! Набегается по двору зверюга, а под дверь мне норовит нагадить. Весь коврик обдундил, и нигде управы не найти. Заикнулась соседу, чтобы не спускал кобеля с поводка, так он как гаркнет: «У тебя самой, божий одуванчик, недержание мочи, а собака ни при чем». – Старуха всхлипнула и выдавила неубедительную слезу. Та повисла на кончике носа, выдававшего приверженность бабы Вали к горячительным напиткам.
– Заметано! Пустим паршивое отродье на гуляш! Точи ножи и покупай с пенсии бутылку. Литровую… – Подкрасив помадой губы, Угланова переложила из кошелька в карман жакета несколько купюр на такси.
– Кому литрушечку готовить?
– Вьетнамцам. Они всухомятину эту собаку Баскервилей уминать не станут. Традиция! – развела руками Дарья. – Дезинфицируют желудок перед трапезой.
Подняв жалюзи, журналистка посмотрела на город. Каскады многоцветных огней неоновых реклам призывно подмигивали прохожим. Сверкающие лимузины горделиво скользили по шоссе, развозя своих хозяев по увеселительным заведениям, коих в последние годы в Москве развелось с избытком. Внешне беспечный, сытый, самодовольный город был похож на павлина, распустившего свой поражающий богатством оперения хвост, который замаскировал темные и неприглядные стороны ночной жизни каменного муравейника.
Журналистка поправила съехавший на запястье браслет и уточнила время, взглянув на циферблат часов престижной швейцарской фирмы.
– Время самоубийц, – ни к кому не обращаясь, произнесла Дарья.
Громыхающая инструментарием старуха, вернувшаяся к выполнению своих непосредственных обязанностей по уничтожению пыли и мусора, не дослышав, переспросила:
– Чего бормочешь, Дарья? Какие самоубийцы?
– По статистике, чаще всего люди, которые не в силах перенести одиночество, сводят счеты с жизнью в промежутке от одиннадцати вечера до четырех утра. Статистика – упрямая штука! – Угланова оправила примявшуюся юбку, застегнула сумку-портфель и, надев ее на плечо, вышла из помещения редакции.
Спустившись на лифте, она обменялась дружелюбными репликами с охранником, заступившим на ночное дежурство. Галантный страж проводил журналистку до двери, рассыпаясь в комплиментах по поводу статьи Углановой о распространении ВИЧ-инфекции среди несовершеннолетних наркоманов.
– Я своему обалдую газету подсунул, так он не отрываясь прочитал, а потом слышу, с другом по телефону обсуждает. Задел парня ваш репортаж за живое! А жена скрипела: «Зачем ребенка жутью всякой пичкаешь? Строчат журналюги чернуху, развращают молодое поколение!» Гусыня безмозглая… – нелестно отозвался охранник о своей половине. – Тратится на журналы вроде «Космополитена». Подругам передает. Усядутся на кухне и давай лясы точить, какое платье элегантнее: от Версаче или от Армани. Сидят с бигудями на головах, треплются. – Охранник сплюнул, мысленно сравнив опостылевшую, всю в жировых складках спутницу жизни и грациозную журналистку, на которую он частенько засматривался, предаваясь затем самым смелым фантазиям.
Выйдя из редакции, Дарья передумала ловить такси и решила немного прогуляться и заодно прикупить провизии, вспомнив о голых полках холодильника. Круглосуточно торгующий магазин был как раз по пути.
Засунув руки в карманы жакета, она медленно шла по тротуару, видя свое отражение в озаренных подсветкой магазинах. Самолюбованием, которым иногда грешила Дарья, мешало заниматься внезапно возникшее чувство, что за ней следят. Высокий темноволосый мужчина, стараясь держаться в тени, кажется, преследовал именно ее. Угланова ускорила темп ходьбы, проверяя свои предположения. На людных улицах центра города она не опасалась ни нападения, ни домогательств. Однако, придерживаясь народной мудрости, гласившей, что береженого Бог бережет, Угланова, прижав локтем портфель, неприметным движением изъяла из бокового кармашка плоский брикетик электрошокера, способного своим разрядом парализовать на время даже гориллу.
У представителей публичной профессии, к коим относятся и журналисты, большой круг недоброжелателей и тайных врагов. С каждым новым расследованием их ряды пополняются придурками, готовыми отчубучить любую пакость. У Углановой имелся печальный опыт столкновения с героями разоблачительных статей, закончившийся двумя месяцами пребывания на больничной койке. Украинские рэкетиры, обкладывающие данью соотечественников на Киевском вокзале, разобидевшись на обличительную заметку, подстерегли Дарью у подъезда собственного дома и наградили сотрясением мозга и сломанным ребром, ноющим теперь к перемене погоды.
Дробно выстукивая высокими каблуками-шпильками убыстряющуюся с каждым тактом чечетку, журналистка, увидав милицейский патруль, догнала лениво бредущих стражей порядка. Пристроившись за их спинами, Дарья резко обернулась, чтобы рассмотреть увязавшегося за ней мужчину.
Ее глаза перебегали от одного лица к другому. Публика, фланирующая по ночному проспекту, была вальяжной. Темноволосого сзади не оказалось.
«Мистика. Миражи от переутомления посреди города видишь… Кому ты нужна, Угланова?! Шуруй на свой флэт и кукуй в четырех стенах». – Дарья остановилась, давая возможность патрулю уйти вперед.
Кривоногий милиционер, похожий на спешившегося кавалериста, слишком часто стал вертеть шеей, заметив идущую за ними красивую женщину. А милицию, и особенно патрульно-постовую службу, Угланова, как любой среднестатистический россиянин, старалась обходить стороной, зная свирепый нрав защитников общественного порядка. Кроме того, Москву будоражили слухи об участившихся изнасилованиях, совершаемых людьми в форме.
Косолапый еще раз обернулся, переполнив тем самым чашу терпения журналистки. Сочтя вечернюю прогулку окончательно загубленной, Дарья встала на бордюр и подняла руку, останавливая такси.
Привлекательная молодая женщина – это пассажир, которому всегда рады. От потока машин отделился желтый автомобиль с пластиковым плафоном-горбом на крыше. Таксист, лихо выруливая, немного не рассчитал и «поцеловался» протекторами с бордюром. Противный визг резины, трущейся о камень, заставил Угланову поежиться и отскочить.
Чьи-то сильные руки заключили ее в объятия. Затрепыхавшись, словно пойманная птица, Дарья истерически вскрикнула, привлекая внимание прохожих и патруля, спешно выполнившего поворот.
– Руки… уберите руки… – Вибрирующим от возмущения голосом журналистка урезонивала неизвестного мужчину, сужающего кольцо объятий.
– Спокойно, Дарья! Не шуми…
