Только куда же ушел Сводный? Если бы его «повязали», то мгновенно блокировали бы колодец. То же самое произошло бы и в том случае, если бы Сводный сразу сдал весь отряд. Нет, похоже, он успел чисто слинять. Хотя все равно сволочь – бросил боевых товарищей.
Все это штабс-капитан тремя короткими концентрированными фразами передает Митину. Он молчит, курит, задумчиво вглядывается в лица людей из отряда, в последние часы ставших для него своими.
– Ну и Сводный… – вздыхает один из лейтенантов. – Тварью оказался.
– Он проторил путь, – наконец произносит Митин. – Открыл нам прямой выход. Сводный просто не так глуп, как это можно было подумать. Вот ты, – Митин указывает окурком сигареты на лейтенанта, – как бы поступил, если бы пришлось возвращаться назад мимо усиленного блокпоста? Заведомо зная, что тебя могут в любую секунду стопорнуть резким окриком? Что лучше? Тихо смыться или подвести товарищей под удар?
Все молчат, опустив головы. Авторитет Митина растет как на дрожжах. Ум, опыт и сноровка этого немногословного парня оказывают воздействие – соратники согласны с тем, что лучшего командира им сейчас не найти. Хотя Митин – всего лишь бывший сержант ВДВ срочной службы. Но, видимо, такая «срочная» дорогого стоит…
Наверх отряд поднимается парами. Каждая двойка повторяет движения предыдущей – один из бойцов, приподняв чугунный блин, контролирует обстановку, второй, стремительно протиснувшись на поверхность, ужом отползает в сторону, группируется на обочине проезжей части среди палой листвы, тут же принимая на себя функции дозорного и разрешая товарищу повторить свой бросок.
Через десять минут весь отряд, рассредоточившись, занимает удобные позиции для стрельбы напротив сторожевого БТР. Бойцы размещаются на солидном расстоянии друг от друга, частично скрытые силуэтами легковых машин, ровными рядами выстроившихся вдоль тротуара.
Убедившись, что солдаты их не видят, Митин командует отход. И последовательно, двойка за двойкой, отряд просачивается в проходной двор, дорогу в который декорирует пара тополей, еще не сбросивших свои желтые листья.
Осень помогает. «Осень, в небе жгут корабли». Так вроде поет «ДДТ»? Еще у Шевчука есть песня про «Последнюю осень». Неужто и вправду последняя? Или мы еще повоюем, братцы?
– Центр, а как со стволами? – спрашивает один из лейтенантов ВВС, когда группа успешно скрывается в пустынном дворе, отгороженном от улицы фасадом соседнего пятиэтажного дома. – Так мы только до первого патруля…
Митин молча указывает на два здоровенных мусорных бака. Бойцы понимают его сразу и, не мешкая, в том же порядке, парами, немедленно выполняют беззвучный приказ. Интересно, кто первым найдет в помойке склад автоматов Калашникова? Бомжи?
Все, впрочем, догадливы. Не дожидаясь команды Митина, самостоятельно вытаскивают рожки и прячут в карманы, чтобы выкинуть в другом месте. Хоть сейчас и военное положение, не резон разбрасывать боевое оружие – не приведи господь, еще дети в руки возьмут…
Дальше отряд идет, уже не останавливаясь, дробясь на мелкие группы, которые стремительно растворяются в очередном дворике, усыпанном палой листвой. Митин не обращает на это никакого внимания – битва уже проиграна, теперь нужно во что бы то ни стало сохранить жизнь людей.
Но у самого выхода на оживленную магистраль (они где-то в районе метро «Филевский парк») пять оставшихся человек тормозит неожиданно материализовавшийся «омоновский разъезд»:
– Стоим на месте! Руки за голову!
Врагов много. Целый микроавтобус. Голов пятнадцать, не меньше. Бронежилеты, каски, угрожающе нацеленные стволы автоматов.
– Попали, мать вашу! – бормочет штабс-капитан, экстремальный человек, единственный из всего отряда, кто, помимо «АКМ», имеет в запасе еще и ручную гранату. Видимо, его привлекает перспектива бессмысленной героической гибели. Митин такие акции не поддерживает, поскольку знает – еще не скоро придет его час. Он не станет болтать об этом на каждом углу, подобно Сводному, но убежден, как поется в одной песне: не отлиты пока те пули, которые завтра пролетят мимо виска…
– Я что, не ясно сказал, бля?! Руки за голову, и порезче!
Они стоят, рассредоточившись. Впереди – Митин, слева, отступив на два шага, один из лейтенантов ВВС, справа – штабс-капитан, сжимающий за пазухой гранату, сзади – два «зеленых» бойца, Степан и Гриша (оба вели себя безукоризненно, но сейчас все-таки «сдали», побледнели, ожидают страшного исхода).
Самоуверенной походкой приближаются двое омоновцев. Митин мгновенно определяет в них иногородних – сейчас здесь таких много; сослали со всей страны размазывать москвичей мордой по асфальту. Власти хитры – нет ничего лучше, как сыграть на исконной ненависти к зажравшейся столице.
– Откуда идем?
Первый омоновец уже совсем близко. Ствол автомата в метре от лица Митина, сделай одно резкое движение – и, несмотря на свои пророчества, получишь в висок заряд свинца. Сейчас волкодавы не будут церемониться – им вручили этот город как подарок. Щедрые чаевые, двойные оклады, чувство превосходства над «московскими чмарями», возможность бить и унижать, давить сапогом, а то и убивать всяких слабаков, вознамерившихся поднять свою выю, выпрямиться, плюнуть в подлую харю новой власти, еще более грязную и мерзкую, чем прежняя…
– Ты глухой?
Только бы не выступил штабс-капитан! Господи, удержи слабоумного…
– Мы члены народной дружины. Наша группа сформирована на добровольной основе вчера ночью по призыву Егора Тимуровича Гайдара. Патрулируем свой район. Пока все в порядке. Мятежников не встречали.
Подобные экспромты Митин уважает. Говорит он спокойно, без напряжения, аккуратно сложив руки на затылке. Главное – полная естественность. Показать, что испугались, поэтому и ведем себя так заторможенно. А вообще-то мы, мол, свои, ребята, одну работу делаем.
Омоновец несколько обескуражен. Ни про какие «народные дружины» он, конечно, и слыхом не слыхивал. Но кто его знает? Вдруг уже есть приказ Лужкова или самого Ельцина? Сейчас все развивается так стремительно…
– Документы с собой?
Второй омоновец не столь наивен. Скользнув взглядом по замершим фигурам бойцов, отмечает скованность Степана и Гриши, заледенелый в ожидании неизбежной схватки взор штабс-капитана, оцепенелый силуэт лейтенанта ВВС, даже руки на затылке сложившего как-то криво, на «пятьдесят процентов». И требовательно протягивает вперед ладонь:
– Вытаскивай паспорт!
Митин никогда не носит с собой такие «улики». Это закон, личная договоренность с самим собой, заключенная пару лет назад.
Остальные омоновцы не очень бдительны. Вылезли из микроавтобуса, курят, громко матерятся. Скороговоркой бубнят рации, из приемника в водительской кабине доносится голос президента – в новостной программе снова звучат фрагменты утреннего ельцинского обращения: «Те, кто пошел против мирного города и развязал кровавую бойню, – преступники. Но это не только преступление отдельных бандитов и погромщиков. Все, что происходило и пока происходит в Москве, – заранее спланированный вооруженный мятеж. Он организован коммунистическими реваншистами, фашистскими главарями, частью бывших депутатов, представителей Советов. Под прикрытием переговоров они копили силы, собирали бандитские отряды из наемников, привыкших к убийствам и произволу. Ничтожная кучка политиканов попыталась оружием навязать свою волю всей стране. Средства, с помощью которых они хотели управлять Россией, показаны всему миру. Это – циничная ложь, подкуп. Это – булыжники, заточенные железные прутья, автоматы и пулеметы. Те, кто размахивает красными флагами, вновь обагрили Россию кровью…»
