В арку под домом медленно въезжал грязно-белый микроавтобус с броской надписью «Прокуратура» на крыше и по бокам. Проблесковый маячок на крыше зловеще чиркал по стенам мертвенно-синей мигалкой. В свете последних событий в Купчино можно было не сомневаться, что прокурорские работники приехали по души разводчиков кролей. А ведь «Группировка Ленинград» почти в полном составе сидела внизу, у парадного, беспечно попивая пиво…
Двор-колодец был тупиковым, не оставляя шансов для отступления. Скрыться можно было разве что в парадном, но это наверняка бы вызвало лишние подозрения приехавших.
В резких чертах Бати обнажилась угрюмая беспощадность, глаза загорелись тигриным блеском.
– Мать, дай-ка мне карабин, – напряженным голосом попросил он и, выставив ствол в открытую форточку, прильнул глазницей к окуляру…
8
С трудом маневрируя между мусорными баками и припаркованными машинами, бригадный микроавтобус прокуратуры подъехал к старинному питерскому парадному, украшенному эркерами, капителями и всеми положенными архитектурными наворотами.
Дверка открылась, и на старинную брусчатку опустилась ревматическая нога в дорогом ботинке паленой кожи. Вскоре из салона вышел и сам обладатель обуви – картинно седой сухопарый мужчина в добротном старомодном костюме. Одернув пиджак со значком «Почетный работник юстиции» на лацкане, он прикрыл глаза от солнечного зайчика, бликовавшего в окне второго этажа. И сразу же юркнул в приоткрытую дверь парадного.
Из подъезда почетный работник прокуратуры вышел спустя несколько минут. Его серое лицо выражало последнюю степень уныния. Даже не взглянув на своих потенциальных клиентов, потягивавших на скамеечке пиво, обладатель значка тяжело плюхнулся в кресло микроавтобуса.
– Поехали, – печально изрек он водителю. – Слишком поздно…
– Куда теперь? – равнодушно осведомился шофер.
– В Кавголово, на лыжный праздник, – молвил пассажир безразлично. – Приказано всем быть…
С трудом сманеврировав задним ходом, микроавтобус неуклюже выкатил со двора. Пацаны так и застыли с пивными бутылками у раскрытых ртов.
– Я-то думал – за нами. А оказалось – к маме, еще один заказчик, – прокомментировал подоспевший Батя. – Но Мать его сразу отшила.
– Неужели заказчик – из прокуратуры? – простодушно округлил глаза Данила.
– А что – думаешь, они там такие безгрешные? Мать и из Смольного заказы получала, и с Каляева, и даже из Большого Дома, – признался пахан. – И, что характерно, никогда не обманывала клиентов. Поэтому до сих пор на свободе. Жилой фонд в центре Питера на восемьдесят процентов состоит из коммуналок. Так что в специалистах по расселению все нуждаются.
– Как, неужели… даже из Большого Дома? – наивно удивился Черняев. – А я-то думал, что эти люди с холодными головами, горячими сердцами и длинными-длинными руками сами могут кого угодно…
– Пару ходок на «крытку» – и ты излечишься от высокопарных банальностей! – строго перебил опытный уголовник. – В нашем замечательном городе есть все. Спецдома, спецсауны, спецбляди, спецномера на спецмашины и даже спецкамеры в «Крестах». Почему бы не быть и спецкиллеру для спецзаказов?
– А они там что – сами со спецзаказом справиться не могут? – вставил Димон.
– Ха! Станут они мараться. У них там и так руки по локоть… сами знаете в чем! – Достав «беломорину», старый вор принялся разминать ее сухими татуированными пальцами. Закурил, улыбнулся и неожиданно перешел на мемуарный тон: – Знал я когда-то одного. Сейчас он депутат Государственной думы. А в семидесятые на галерее Гостиного Двора фарцевал. Так вот: в конце концов всю бригаду фарцовщиков с Гостиного посадили. Всех, кроме этого…
– Стучал, что ли? – задумчивым басом предположил Жека-омоновец.
– Не-а. Стукачей как раз первыми и сажают. Просто невыездные менты тоже мечтали отовариваться заграничным дефицитом. Потому одного фарцовщика на всякий случай и оставили. Чтобы было к кому обращаться. Так и с моей мамой. Любой уважающий себя человек хоть раз в жизни мечтал кого-нибудь заказать. Вот вы, пацаны, неужели никого не ограбили, не зарезали, не расчленили, не изнасиловали?.. Хотя бы в мечтах?
Пацаны закивали утвердительно – опровергать очевидное было невозможно.
– А почему же она прокурорский заказ не взяла? – спросил Димон.
– Прокурор этот уже заказан. Мама так ему и сказала: опоздал, милейший! Кстати, кстати… Он, кажется, в Кавголово собирался? На лыжный праздник? Надо маме сказать, – кивнул Батя, разворачиваясь в сторону парадного.
9
Спортивный праздник «Петербургско-московская лыжня» с треском проваливался. Фестиваль этот, задуманный как демонстрация полноценности местного начальства, наоборот, выявлял их полную физическую никчемность. Члены санкт-петербургского правительства, насильно поставленные на лыжню, лишь пыхтели, кряхтели и поминутно падали, ломая при этом лыжи, палки и конечности.
Зато московские гости показали себя во всей красе. Высокие, румяные, по-спортивному подтянутые, они являли полную противоположность сидельцам из Смольного – пожилым, с прыщавыми лысинами, жирными задами и перекошенными рожами. Пришлые москвичи побеждали по всем статьям: и в эстафете, и в биатлоне, и в слаломе, и в кроссе в противогазе с полной боевой выкладкой.
А уж о прыжках с трамплина петербургское начальство и не заикалось: один лишь вид этого огромного сооружения на ажурном решетчатом каркасе заставлял их застенчиво отводить глаза.
Впрочем, среди москвичей также не нашлось отчаянных прыгунов: никто из них даже мысленно не осмеливался воспарить в чужое и холодное петербургское небо. Что, впрочем, не мешало им отпускать издевательские замечания в адрес Северной столицы и ее руководства.
Битые по всем статьям питерцы чувствовали себя уязвленными. Ситуация требовала немедленного отмщения. Даже чиновники силовых ведомств, пригнанные в качестве массовки, чтобы изображать энтузиазм болельщиков – и те жаждали реванша. Поставить зарвавшихся москвичей на место мог лишь профессиональный прыгун с трамплина. Однако среди питерцев таковых и быть не могло…
Вечерело. Морозец покалывал, носы и уши пощипывало, под ногами сухо похрустывало. Сановные спортсмены потихоньку зачехляли лыжи, посматривая в сторону пустыря, на котором уже стояли столы с дымящимися самоварами, горячими блинами с паюсной икрой и заиндевевшими трехлитровыми графинами. Чуть поодаль возвышался угловатый прицеп-вагончик с надписью «Русская шаверма», в окне которого маячило торговое лицо явно кавказской национальности.
Распорядитель спортивного праздника уже мусолил бумажку с текстом заключительного слова, когда мощный луч прожектора выхватил на вершине трамплина фигуру спортсмена, одетого в обтягивающий лыжный костюм патриотичных красно-сине-белых тонов. Защитный шлем и стильные очки не позволяли рассмотреть его лица. Однако огромная повязка с гербом Санкт-Петербурга, прикрепленная к груди неизвестного смельчака, не оставляла сомнений относительно державного клана, к которому он принадлежал.
