Черняева нигде не было, и пулеметчик принялся стрелять в стлавшиеся над землей белесые облака, надеясь, что хоть одна пуля достигнет цели. Спустя несколько минут он расстрелял бо́льшую часть боекомплекта. А туман почему-то все густел и густел, скрывая обзор и медленно заползая в решетчатое окошко склепа.
Заметалин кашлянул – в гортани неожиданно запершило. Во рту появился странный металлический привкус, будто бы он полчаса сосал дверную ручку. Судорожно дернув кадыком, Гамадрил отбросил пулемет и обеими руками схватился за горло. Глаза его вылезли из орбит, ярко-синий язык вывалился изо рта, словно у висельника.
Только теперь до него дошло, что это был за туман…
В голове падучей звездой пронеслась фраза, слышанная еще в армии, на «Курсах молодого бойца»: «В случае внезапной газовой атаки противника следует воспользоваться противогазом. Если у вас нет противогаза, намочите тряпку и попытайтесь дышать через влажную материю…» Заметалин понял: это – его единственный шанс. Тем более, что жидкость была под рукой: упаковка одеколона «Красная Москва» призывно алела на полу, даря надеждой на спасение.
Слабеющими руками Гамадрил стянул ботинок, снял носок и, скусив пробку с флакона, щедро полил носок едким парфюмом. Превозмогая тошноту, задержал дыхание и приложил носок к лицу.
И тут же стал медленно проваливаться в нирвану.
Тело словно налилось жидким каучуком, конечности утратили гибкость. Угасающее сознание лишь механически фиксировало выстрелы, звучавшие все реже и реже. Неожиданно где-то вдалеке ухнул гранатомет, и через секунду в стену с мягкой уверенной тяжестью ударила взрывная волна. С потолка водопадом посыпалась штукатурка, и тяжелая глыба спрессованных кирпичей с диким грохотом накрыла металлическую банку с надписью «Ушастик тушеный».
Последнее, что различил слух Гамадрила, был голос Данилы Черняева:
– Пацаны, ветер-то какой! Сейчас окончательно все разгонит. Я уже и противогаз снял. Теперь понятно, для чего я купил у бундесов газовую установку?
28
Налетевший с Балтики ветер нагнал на Васильевский остров низкие рваные тучи. Белесый газ постепенно рассеивался, и кладбищенский пейзаж медленно проявлялся сквозь его редеющие клочья, словно на детской переводной картинке.
Впрочем, картина после битвы вряд ли подошла бы для иллюстрации журнала «Мурзилка».
Средь поверженных крестов и разбитых памятников валялись тела саяно-шушенских в затейливых позах. Многие были в крови: не видя в тумане целей, они палили из автоматических винтовок, автоматов, пулеметов и базук наугад, нередко попадая друг в друга. Взрывы вытрясли из могил истлевшие гробы столетней давности, и треснувшие черепа скалили из влажной травы страшные желтые зубы.
Среди оскверненных захоронений, раскуроченных скелетов и окровавленных гангстерских тел мелькал серо-зеленый спецназовский камуфляж Данилы Черняева. Он действительно был без противогаза, гофрированный шланг которого торчал из подсумка на бедре.
Подойдя к роскошному лакированному гробу со следами прямых пулевых попаданий, он не без труда откинул высокую тяжелую крышку.
– Вам еще рано сюда ложиться! – приняв позу графа Орлова в опочивальне Екатерины II, Данила галантно помог Матери встать и протянул ей высокую непрозрачную бутылочку без этикетки. – Ваша фляжка пуста? Выпейте за свое чудесное воскрешение!
И в серебряной фляжке, положенной Черняевым в гроб, и в непрозрачной бутылочке был антидот – специальное противоядие от любых последствий газовой атаки. Конечно, противогаз тоже гарантировал сохранность организма, но ведь чертовы маски иногда рвутся в самый неподходящий момент, а Данила не любил неожиданностей.
– Благодарю вас! – размяв ноги, затекшие от долгого лежания в гробу, Мать стянула противогаз, утерла кружевным платком вспотевшее под резиной лицо и с интересом осмотрелась окрест.
У разрытой могилы подле гроба лежали разнесенные пулеметными очередями манекены, весьма искусно изображавшие Паукова, Трубецкого и Филонова.
Давний интерес Сергея к Музею восковых фигур и объяснял появление на кладбищенской «стрелке» этих муляжей. Правда, для удобства транспортировки мастера сделали не восковые, а силиконовые копии «Группировки Ленинград». Манекены были загодя расставлены вокруг гроба еще на рассвете, в самый пик тумана – сидящие в засаде саяно-шушенские так ничего и не заподозрили. А странная неподвижность фигур у разрытой могилы вполне объяснялась их скорбью перед невосполнимостью утраты…
Из открытой дверцы кунга «Студебеккера» уже выпрыгивали прототипы манекенов – живые и невредимые. Во время газовой атаки пацаны и направляли патрубки на врагов.
– Забираем гроб, прибираемся – и уматываем! – скомандовал Черняев.
– А что с этими? – поинтересовался подоспевший Батя.
– Газ не смертельный, а временно паралитического действия. Наши спецназовцы его обычно против террористов используют. Так что к появлению ментов все выжившие обязательно оклемаются. Гарантия! – с ухмылкой пояснил Данила.
Сильнейший порыв норд-оста окончательно разогнал остатки молочных клочьев. С низких туч сыпануло, в тревожно зашелестевших кронах забарабанило. Где-то вдалеке истошно взвыла милицейская сирена, и это заставило пацанов поторопиться с погрузкой гроба.
– Поехали, пока мусора не наехали! – с посуровевшим лицом распорядился Батя.
– Мусора – это всегда хреново, – готовно согласился Данила.
Газанув, конкретная козырная тачка осторожно развернулась и тяжело покатила к кладбищенским воротам, белевшим за деревьями.
29
Дождик капал на рыло и на дуло нагана, зажатого в слабеющей руке Шанкра.
Он лежал на аллейке, среди сбитых пулями веток, отстрелянных гильз и кусков расколотых мраморных херувимов с надгробий. Изумрудные листья липли к влажным булыжникам и блестящим гранитным крестам. Неожиданно кладбищенскую тишину прорезал протяжный собачий вой, и этот звук окончательно пробудил Шанкра.
Поднявшись, он с тупым удивлением осмотрелся. Из-под поваленного дерева торчали чьи-то ноги в дорогих туфлях, и туфли эти показались Шанкру очень знакомыми. Перешагнув через ствол, он увидел Аркашу. Лидер саяно-шушенских лежал в луже крови, и на лбу его темнел правильный круглый кружок, воскрешающий невольные ассоциации с танцовщицами из индийских мелодрам.
Из-за деревьев тянуло едкой резиновой гарью. Пройдя сквозь скошенный пулеметной очередью кустарник, Шанкр остановился, оглушенный увиденным.
Любимый «Хаммер» лежал на боку, словно подбитый танк на Курской дуге. Видимо, кто-то из пацанов случайно засадил в него из базуки. Над обугленным остовом внедорожника курился едкий дымок. В рдеющем угольками салоне змеились и перебегали синеватые язычки. У открытой дверки в позе эмбриона застыл чей-то до неузнаваемости обугленный труп – несомненно, водителя.
