– Здорово, мужики! Ну, старлей, ты меня доконаешь – не мог поближе дачку завести? Еще спасибо, что этому крокодилу дорога не больно-то и нужна, а то век не добрался бы…
Сначала была баня, арендованная Скатом у соседа и натопленная до такой степени, что, казалось, еще чуть-чуть – и темные бревенчатые стены задымятся и вспыхнут с веселым треском. Парились долго, со вкусом: раз за разом подкидывали на каменку кружку-другую кипяточка и немилосердно хлестались березовыми вениками, которые довольно быстро теряли листву, не выдерживая столь напряженной работы…
Когда Скат с товарищами, напоминавшие новенькие красные червонцы советских времен, вошли в дом, то первое, что они увидели, был уставленный бутылками и закусками стол, а второе – сиявшая огнями наряженная елка. Вашуков, смывшийся из бани на десяток минут раньше, посмотрел на слегка вытянувшиеся в недоумении лица друзей, довольно хмыкнул и повел рукой, приглашая к накрытому столу.
– Принимайте городские гостинцы! А елка – мой маленький сюрприз. У вас же Новый год дома встретить не получилось…
– Синтетика, – несколько разочарованно объявил Троянов, подходя к елочке, уютно мигавшей разноцветными огоньками, – елкой и не пахнет… А как вы, товарищ подполковник, ее за десять-то минут нарядить успели? Да еще и на стол все это выставить…
– Мичман, ты только что нахамил начальству и даже этого не заметил! Скат, распустил ты его… Я ее вез уже наряженную. – Вашуков подошел к Валерию, что-то озабоченно разыскивая в карманах; наконец, достал маленький баллончик и щедро обрызгал искусственную елку ароматизатором – по комнате сразу поплыл горьковатый запах хвои и смолы. – Вот теперь как настоящая… Ну, что, хозяева, угощайте высокое начальство! Скат, где твои грибочки-помидорки-огурчики? Где сальце с прослоечками, с чесночком и тмином?
– Кое-что, конечно, есть, – разливая по невесть как уцелевшим в этих краях стограммовым граненым стопкам стылую водку из запотевшей бутылки, чуть виновато пожал плечами гостеприимный хозяин, – но это все дары моего соседа – мне было прошедшим летом не до огорода, сами прекрасно знаете… Вам слово, товарищ подполковник!
– Да что мудрить-то… За встречу! И… погоди-ка, – Вашуков снова порылся в карманах, на этот раз извлек мобильник и, под удивленные переглядывания спецназовцев, торжественно нажал какую-то кнопку. Над столом поплыл мелодичный и торжественный бой кремлевских курантов. – Вот, теперь все как положено… С Новым годом, мужики!
Несколько минут над столом раздавалось лишь дружное, слаженное звяканье ножей-вилок, прерываемое короткими фразочками вроде «соль подай…» и «хороша, зараза!», затем выпили по второй, после чего Орехов с подполковником закурили, и Вашуков, разом посерьезнев лицом, начал свой рассказ, ради которого, собственно, и собрались все за этим столом:
– Ну, что вам сказать, ребятки? Про награды и новые звездочки на погоны – чуть позже и в другом месте. А по работе… Сработали вы на совесть, и уже есть кое-какие конкретные результаты: сейчас под следствием человек пятнадцать, и четверо из них – генералы с большими и красивыми звездами на погонах. Правда, думаю, погоны с них скоро снимут. Ваш Ковалев, как говорится, цветет и пахнет – и поет, что твой Хворостовский! То бишь стучит и закладывает всех бывших соратников направо и налево…
– Наверное, товарищ командир, не стучит, а оказывает помощь и содействие следствию? – с лукавой улыбкой поправил Вашукова Скат. – А ему это зачтется, как я понимаю.
– Ну да, вроде бы обещают, – неопределенно подтвердил Вашуков. – А как там будет – уж не знаю. Короче, работа идет, горы следственных томов растут. Меня, ясное дело, к этим делам и близко не подпускают, но краткую беседу с паном Ковальским я вчера имел. И вот что он просил меня передать лично тебе, старший лейтенант Катков: «Передайте старлею, что я был неправ. Он выиграл, а я первый раз в жизни рад, что проиграл!» А теперь поведай мне, дорогой Вячеслав батькович, что сие означает, а? И какие у тебя такие секреты завелись за моей спиной с этим ворюгой? Только не ври, уж будь добр!
– Да нет тут никаких особых секретов. – Катков бросил в рот ломтик розового сала, медленно прожевал и продолжил: – Мы, когда домой летели, поспорили с ним… Он был уверен, что вся эта история закончится, как и все подобные – или замнут по-тихому, или посадят пару стрелочников. Мол, ребята, вы даже себе не представляете, какие люди завязаны в этом бизнесе! Он был просто уверен, что его грохнут в первые же дни, а из тех документов, что он собирался отдать следствию, ни один лист не будет, как говорится, предан гласности.
– А ты, значит, доказывал обратное? – пытливо прищурился подполковник.
– Ну да, – улыбнулся Скат, – я говорил, что не все еще в этой стране продано и куплено. Он еще вспоминал одного своего знакомого – кажется, его где-то на Таити грохнули… Так тот знакомый любил повторять, что все миражи лгут. Ковалев и доказывал мне, что сегодня честь, долг, закон и справедливость – это не более чем мираж, пустые мечты… – Старлей немного помялся и уже решительно добавил: – Вообще-то, товарищ подполковник, есть один секрет! Точнее – был… В общем, Ковалев рассказал нам, как найти его тайник, где хранились бумаги с компроматом, и попросил снять копии с каждого листочка, с каждого диска…
– То есть вы быстренько добрались до тайника и сняли копии, – Вашуков неодобрительно покачал головой, – а Ковалев сдал тайник следствию чуть позже, так?
– Ну да, он нам сутки дал. Мы успели.
– Успели, значит. И если бы это дело начали спускать на тормозах, то вы… Неужели, как ты говоришь, предали бы гласности сведения, которые, по сути, являются государственной и военной тайной?
– Государственная тайна – это график и маршруты передвижения президента, – не отводя глаз и ничуть не смущаясь недовольством начальства, уверенно заявил Катков, – а военная – это шифры и коды его ядерного чемоданчика. А сведения о том, кто и сколько украл, наши правители и судейские всякие должны открыто сообщать всему народу, чтобы люди не думали, что они все, там, наверху, повязанные одной веревочкой ворюги и мерзавцы. Да, я не задумываясь, отдал бы все сведения в газеты и парочке телеканалов!
– Диссиденты хреновы, партизаны, понимаешь… – негромко проворчал подполковник, и трудно было сразу понять – ругает он спецназовцев за эту самую партизанщину или одобряет все их действия. – И где эти ваши копии сейчас, ты, конечно же, не скажешь?
– Вам скажу, а остальным, как ежу – погожу, – Скат вновь улыбнулся, и улыбка эта получилась даже не лукавой, а откровенно нахальной, что не укрылось от глаз Вашукова, который в ответ только тяжко вздохнул и начал без слов разливать водку по стопкам.
– Так что там Ковалев говорил? Что честь и долг – это миражи и призрачный обман?
– Вроде того, – лицо старшего лейтенанта стало серьезным. – Вот только ошибся наш Мцыри – в смысле беглец. Он и ему подобные никак не могут понять, что в этой стране еще немало людей, для которых честь, долг, та же верность присяге – это не призраки, а самая обычная норма и реальность…
