Зейнар тяжело вздохнул и покачал головой, забрасывая автомат за спину. Выполнять бестолковые приказы он не собирался, прекрасно зная, что ничего ему за это не будет.
Магомед действительно послал Зейнара присматривать за Мирзоевым.
– Аслан упрям, – сказал он напоследок. – К тому же теперь, когда у него погиб брат, он вообще голову потерял. Таких дров может наломать, что потом не разгребем. А я из-за него перед Зурабом отвечать не хочу. Ты ведь знаешь, что он разбираться не будет, кто прав, а кто виноват.
Это было правдой. Если отправленные для усиления охраны станции боевики не прибудут туда вовремя, Зураб накажет всех без разбора.
Выбор Магомеда не был случайным. В отряде Гудериани Зейнар пользовался особыми привилегиями. К примеру, Зураб никогда не повышал на него голоса, разговаривая с ним с подчеркнутой, хотя и холодной, вежливостью. Чем Зейнар заслужил к себе такое отношение, никто не знал и не догадывался. Впрочем, боевиков значительно больше интересовали деньги, полученные за проведенные ими акции, чем тайные взаимоотношения Зураба и Зейнара.
Грот, в котором всего час назад прятались разведчики, Зейнар заметил сразу. Если бы кто-то собирался устроить им засаду, то грот подошел бы для этого просто идеально. Но наметанным взглядом боевик сразу же определил, что в нем никого нет. Поэтому он открыто шел к нему со своей группой. Добравшись до пещеры, Зейнар сделал знак всем остановиться. Снизу начали подниматься люди Аслана с оружием наперевес.
– Ну что? – угрюмо спросил Мирзоев.
– Сам видишь, – развел руками Зейнар. – Никто в нас не стреляет, никто нас не убивает.
Мирзоев сердито сверкнул в его сторону глазами, но ничего отвечать не стал. Оглядевшись по сторонам, словно желая обнаружить какие-то следы, он задержал взгляд на входе в промоину и, после небольшой паузы, проговорил:
– Надо проверить эту пещеру. Мамед, Гейдыр, обследуйте ее. Остальным быть наготове, если что – стрелять!
Двое бандитов не торопясь направились к гроту. Остальные стояли вокруг него, держа оружие на изготовку. Зейнар, презрительно хмыкнув, отошел в сторону и прислонился спиной к большому камню, демонстративно отвернувшись в сторону.
Неожиданно со стороны грота прогремел сильный взрыв. Зейнар инстинктивно упал на землю и откатился в сторону, прикрывая голову руками. Полежав так около минуты, он осторожно поднял голову.
Над тем местом, где был вход в пещеру, оседал большой столб из пыли и мелких камней. Сам вход был почти полностью завален; из-под камней, веток и какого-то мусора торчала чья-то нога, обутая в армейский ботинок. Из тех, кто стоял у входа, уцелели только семеро. Однако, контуженные взрывом, они никак не могли понять, что произошло, и ошалело вертели головами. С остальными боевиками дела обстояли гораздо хуже. Тех двоих, которые сорвали растяжку, разорвало в клочья. Пятеро боевиков, раненные, по всей видимости, не столько осколками экранной мины, сколько обломками камней, с громкими криками пытались отползи подальше от места взрыва. В разряженном горном воздухе тяжело пахло тротилом. К нему примешивался кисловато-соленый запах свежей крови.
Аслан, которого тоже серьезно зацепило взрывом, с подвыванием пытался подняться на ноги.
– Ну что, Асланчик, – спросил у него Зейнар, не торопясь доставая из кобуры пистолет и наводя его на Мирзоева. – Отомстил за брата? А ведь я тебя предупреждал: не торопись и не забывай. Что теперь будем делать? У меня вот такое предложение…
Зейнар передернул затвор, досылая патрон в патронник. Услышав лязганье, Аслан замер, прекрасно понимая, что сейчас произойдет.
– Ты не сделаешь этого, – хрипло проговорил он, нервно сглатывая. – Ты не посмеешь это сделать!
– Ты так считаешь? – совершенно искренне спросил Зейнар. – А помнишь, что такое боеспособность группы? Или ты предлагаешь мне таскать тебя по горам на своем горбу? Нет уж, спасибо.
Аслан, понимая, что через несколько секунд прозвучит выстрел, закрыл голову руками, словно это могло его спасти. Хлопок был негромким. Мирзоев дернулся. Девятимиллиметровая пуля из «Вальтера» пробила ему голову, отбросив на землю.
– Что встали, как бараны? – спокойно спросил Зейнар, обращаясь к тем боевикам, которых не зацепило взрывом. – Я один должен все делать? Зачистите здесь все, и уходим…
Глава 18
Когда Володя сбросил пленного боевика, как мешок с картошкой, на пол бункера-завала, Демидов некоторое время критически рассматривал «языка».
– На кой хрен нам этот чучмек сдался? – наконец недовольно спросил он, пренебрежительно глядя на пленного. – В качестве балласта? Самим, как говорится, жрать нечего, а вы нахлебника притащили…
– Ты, милок, хоть и командир, – внушительно произнес Митрич, – но помолчи. Хороший «язык» никому еще не мешал.
– В самом деле, Купа, – поддержал старика Локис. – Надо же выяснить, кто на нас напал.
– Я это тебе и без «языка» скажу, – ответил Демидов. – Бандиты! Так что ради этих сведений кормить его смысла нет.
Володя с укоризненным видом поцокал языком. Неприязнь их командира к «языкам» была общеизвестна в группе. И основана она была не столько на том, что Купец не доверял полученным от них сведениям, сколько на том, что после допроса с пленником надо было что-то делать. По законам разведки, «выпотрошенный язык» уничтожался. Проще говоря, его пускали в расход, без особых церемоний. Но это на войне. А положение разведчиков было, мягко говоря, двояким. С одной стороны, они выполняли боевое задание, а с другой, находились на своей территории. А значит, на них распространялись все российские законы, включая уголовный кодекс.
– Действительно, командир, – поддакнул Ефимов, который возился с портативной рацией, прослушивая эфир, – надо же выяснить, что за уроды не дали нам спокойно позавтракать. Тебе что, самому неинтересно, против кого мы воюем?
– С бандитами мы воюем! – нетерпеливо перебил радиста Купец. – Вы чем, вообще, слушаете? И потом, как вы представляете себе наши дальнейшие действия с этим уродцем? Или вы предлагаете взять с него честное слово, что он никому про нас не расскажет, и отпустить на все четыре стороны?
– Не утрируй, Купа, – проговорил Володя. – Никто его отпускать не собирается, и ты это прекрасно знаешь.
– А что ты собираешься с ним делать? – с нескрываемым ехидством спросил Локис. – Сдать в полицию?
– Да ты не переживай, сынок, – вмешался в разговор Митрич, деловито пристраивая свой карабин в уголке бункера. – Мы у него сейчас спросим все, что надо, а потом в рай к гуриям отправим.
Пленный, который все это время молча слушал, о чем говорили разведчики, испуганно замычал и затряс головой, пытаясь встать. Локис вынул у него изо рта кляп и почти ласково спросил:
– Говорить будем?
– Все скажу, начальник! – скороговоркой ответил тот. – Спрашивай! Что знаю, все говорить буду! Только не убивай. Аллахом клянусь, что про вас ни одной живой душе ни слова не скажу! Вообще, забуду, что с вами встречался. Хлебом клянусь!
