Наконец, Алла выдохлась и умолкла, затеребила в пальцах край подола длинного платья и вздрогнула от холода. «Не то, не то». Стас боялся признаться сам себе, что снова промахнулся, не угадал, и цель ускользает, как вода сквозь пальцы.
– Ладно, – он захлопнул окно, – про тебя я понял. Про Огаркова давай, выкладывай. Все детали, все, что знаешь, что видела, что слышала. Валяй. – Он привалился к стене, Роман вышел из комнаты, и Стас услышал, как в ванной полилась вода.
– Я не знаю, – снова завела старую пластинку Огаркова, – он обычный человек. Ничего странного я за ним не замечала. Знаю, что он уже был женат, но давно, еще до того, как разбогател. И у него дочь и внук, но про них я тоже ничего не знаю. Мы говорили о них только один раз. А живет он или в Москве, в особняке на Сретенке, там ремонт закончился прошлым летом, или за городом. Еще у него есть квартира в Москве, но там Анатолий бывает редко. Это все, – торопливо заверила Аллочка, но Стас покачал головой:
– Нет, не все. Ты прожила с ним шесть лет. Вспоминай, времени у нас полно. А тебя здесь никто не найдет, даже если поиски уже начались.
Аллочка заерзала на матрасе, прикусила беличьим зубом костяшки пальцев и пробормотала:
– Анатолий – глубоко верующий человек. Не знаю, зачем я вам это говорю, но знайте – он помешан на постах, службах, молебнах и все такое. Я чуть с ума не сошла тогда, в Коломне, пока жила среди «сестер». А ему нравится. Даже не так – он живет верой, жертвует огромные суммы на восстановление храмов, на постройку новых… Он даже завел себе духовника – отца Феогноста – и каждую неделю ездит к нему исповедоваться. В храме Воскресения, это в Сокольниках…
– Дальше! – перебил Огаркову Стас. Роман и Михаил вошли в комнату, остановились у Стаса за спиной.
Аллочка сжалась в комок, косилась на вошедших и продолжала еле слышно:
– А главный его бзик – помощь больным детям. Уродам, недоношенным, с пороками развития, аутистам и все такое. Видели бы вы этих чудовищ! – Аллочка передернулась, как от глотка спирта, и продолжала: – Он почему-то считает себя обязанным участвовать в их судьбе и помогать всем, чем только можно. Деньгами в первую очередь. У него в конторе существует целый отдел, который занимается благотворительностью для этих уродов. Там отчетность почище бухгалтерской, – выкладывала Аллочка одну коммерческую тайну бизнеса «мужа» за другой. Стас молчал. Аллочка всхлипнула еще раз, примолкла и вдруг заорала, голос ее перешел в визг:
– Все-все, это точно все! Я больше ничего не знаю, ничего! Спросите Цупикову, спросите кого-нибудь другого! Я просто делаю вид, что люблю этого человека, вот и все! Что еще вам от меня надо?!
Михаил и Роман подхватили Огаркову под руки, вытащили из комнаты, втолкнули в ванную. Снова полилась вода, Аллочка проорала еще что-то и заткнулась. Стас вышел в коридор, нажал клавишу выключателя. Огаркова сейчас походила на болонку, попавшую под дождь: мокрая, облезлая, волосы облепили голову, с них течет вода, под глазами черные круги.
– Будешь орать – утоплю, как Герасим Муму. – Михаил вытер ладони о джинсы и вышел из ванной.
– Ненавижу бабий визг, – пробормотал он из коридора.
Стас брезгливо потянул Огаркову за рукав мокрого платья:
– Пошли отсюда.
– Куда? – Она шарахнулась к стене, вцепилась в край раковины. – Я не пойду!
– Пошли, дура! – Роман дернул ее за руку. – Обратно тебя отвезем, где взяли. Или пешком потопаешь. Давай бегом, пока я добрый.
Дальше Аллочка вела себя паинькой – не орала, не рыдала, покорно вышла из номера, села в машину. Стас отодвинулся подальше от полинявшей красотки и молчал до тех пор, пока «Кайенн» не вылетел на Ленинградку. По кромке тротуара, едва ли не под колесами транспорта, бродили слишком легко одетые для декабрьского вечера жрицы любви. Машины притормаживали, девицы подходили, склонялись к открытым окнам и садились в салон или возвращались на панель – в зависимости от результатов торга.
– Здесь останови! – попросил Стас, и «Порш» сбавил скорость, подъехал к бордюру. Две девицы в мини уже направились к машине, когда Стас перегнулся через мокрую Огаркову и открыл дверцу.
– Давай, пошла отсюда! – Он толкнул Аллу в плечо, и та почти вывалилась на тротуар.
– Вы что! – завизжала она, подбирая юбки и качаясь на шпильках. – Прекратите! Я мужу…
– Конечно, пожалуйся! А лучше иди, поработай! Вспомни молодость! – Стас захлопнул дверь, машина рванула с места.
– Может, чего и заработаешь! Все равно больше сотки баксов за тебя не дадут! – проорал с переднего сиденья Роман и нажал кнопку стеклоподъемника.
– Курва! – подвел итог Михаил, глянул в зеркало на лобовом стекле и ухмыльнулся. Дружный ржач не умолкал минуты три. Михаил резвился, обходил, как стоячие, попутные машины. «Порш» мотало, как горнолыжника на склоне.
– Поосторожнее, – предостерег его Роман, но Михаил отмахнулся:
– Фигня, номера у нас реальные, денег на штраф хватит. Когда я еще так покатаюсь! Зверь-машина! Красавица! – Он похлопал ладонью по баранке. В кармане пиджака Стаса ожил мобильник, на экране появился номер Алексея.
– Тебя. – Стас отдал трубку Михаилу, отвернулся к окну и уставился на пролетавшие мимо яркие витрины, вывески, афиши. На Тверской уже включили новогоднюю подсветку, и небо над улицей горело и переливалось сотнями золотых огней. Часы у входа в метро показывали семь вечера, впереди был поворот на Моховую, но «Порш» перестраиваться не торопился. Он зачем-то взял резко влево, выскочил на встречку, промчался перед трамваем и вылетел на ярко освещенную пустую площадку перед зданием Думы. «Кайенн» влепился передним бампером в полосатый красно-белый бетонный блок, сдвинул его и остановился.
– Ты чего? – оба одновременно набросились на водителя. – Ослеп? Ты…
Михаил молча вылез из машины и побрел осматривать повреждения, сжимая в руке телефон, Стас и Роман выскочили следом.
– Что? – Стас дернул за ворот куртки присевшего на корточки перед помятым бампером Михаила. – Что случилось?
Тот моргал растерянно и втягивал голову в плечи, потом выдавил кое-как из себя:
– Лешка звонил. Сегодня мать умерла, три часа назад, он только к ней на работу приехал. Сказали, что к ней какие-то люди пришли, в кабинет директора увели и всех выйти заставили. А одна женщина подслушала. – Михаил принялся тереть губы ладонью. Стас и Роман ждали, а прохожие с любопытством поглядывали на помятый «Порш», на странную троицу рядом. И далеко, где-то в районе Никитской, послышался вой полицейских сирен.
– Пошли. – Стас потянул Михаила к метро, но тот уперся, заговорил быстро, отрывисто, глядя в никуда:
– Ей сказали, что я деньги украл и человека убил, чтобы не отдавать. И если она знает, где я, то должна им сказать. Иначе ее тоже посадят, за соучастие. Потом эти козлы ушли, а она умерла. Лешка у них два часа пробыл, оформляли что-то, подписывали, потом он домой поехал. А там нет ничего, квартира сгорела. Он на улице в машине сидит. – Михаил плюхнулся на бетонный блок и вцепился руками в волосы.
