– Нож потерял! – проорал он в ответ на вопрос Романа и принялся откидывать в сторону тяжелые мешки и обломки, снова и снова перерывал осколки и мелкий мусор, порезал чем-то ладонь и скрипнул зубами от боли.
– Пропусти. – Стас подлез под устье, посмотрел вверх и выпрямился в трубе. Слабый луч фонарика высветил ровные стены над головой, сужавшиеся где-то далеко вверху. И пустоту – впереди только кирпич и пыль. Она забивалась в волосы, от нее першило в горле и слезились глаза. Фонарик моргнул, пятно света дрогнуло и пропало. Темно, душно и очень тихо, а вверху, на стене, виднеется что-то мутное, на пару тонов светлее окружившего их мрака. Едва видимый отсюда, это был даже не свет – отблеск, словно просочившийся через щель под дверью.
Стас на коленях выполз из «мусоропровода», нашел в углу завернутый в куртку «винторез», пихнул в задний карман джинсов запасной магазин и бросился обратно. Оттолкнул с дороги ринувшегося наперерез Романа и нырнул в лаз. По тесной трубе подниматься было легко, только быстро затекли руки – винтовку приходилось держать над головой. Лаз мог быть чем угодно, только не дымоходом. Следов сажи на стенках не было, и Стас решил, что это и есть мусоропровод – кирпичной «кишкой» пользовались по назначению и сто лет назад, и десять. Забили доверху всякой дрянью и забыли о его существовании.
Стены сужались, Стас уже еле-еле протискивался между ними, зато пятно приближалось, поменяло цвет на мутно-желтый и обрело форму. Правильной формы дыра в стене до половины заложена кирпичом, за ним обычное толстое стекло, на другой стороне просматривается рисунок в виде лилий и слышен звук льющейся воды. А на светлом фоне вдруг мелькнул силуэт человека. Стас опустил винтовку, уперся спиной в кирпич и прошептал:
– Стойте! Там кто-то есть!
– Плевать! – крикнул снизу Михаил. – Стреляй, чего ты ждешь?!
«Действительно, чего?» Целиться было неудобно, приклад «винтореза» царапал кирпич, дуло упиралось в стекло. «Черт с ним!» Стас нажал на спусковой крючок, и стекло разбилось, осколки рухнули, посыпались по стене шахты. Человек шарахнулся в сторону, оступился и грохнулся на пол с пулей в спине. Стас выбил прикладом осколки и в обнимку с винтовкой выполз из «окна» на мраморный пол роскошной ванной. Врезавшись локтем в бортик гигантского джакузи, он скривился от боли. Выстрелил в еще живого охранника, пробежал дальше, встал у приоткрытой двери и выглянул в коридор. Двери, двери, в сияющем паркете отражаются огни светильников под высоким белоснежным потолком, цветы в вазонах. До окна метров тридцать, если не больше, очень тепло и тихо, и слышны шаги в коридоре.
– Что там? – Михаил и Роман оказались за спиной, Роман держал в руке «беретту».
Стас предостерегающе поднял руку, шагнул в коридор и выстрелил в упор. Шум поднял только звук падения тяжелого тела – охранник оказался крупным юношей, шел вразвалочку, сощурив крохотные глаза. Роман рванул в другую сторону, добрался до первой двери, толкнул ее, заглянул внутрь.
– Никого! – Он снова оказался рядом, переметнулся к другой стене коридора и вместе с Михаилом вломился в последнюю дверь.
– Пусто! – В голосах обоих разочарование и досада.
Они дружно повернулись спиной к глухой торцевой стене, облицованной белым камнем, лицом к двери у лестницы. За створкой из светлого дерева слышны голоса – там трое или четверо, и кто-то подходит к двери, берется за ручку и тянет на себя. Пули прошили дверное полотно, Стас стрелял до тех пор, пока не стих последний вопль, пнул створку и выстрелил еще раз, на легкое движение в дальнем левом углу. Но зря потратил патрон, это была уже агония, охранник умирал с пулей в кишках, он скрипел зубами и прокусил нижнюю губу. Михаил оттолкнул Стаса с дороги и ринулся в каморку. Помещение для охраны, не иначе. Посредине стол, рядом перевернутые стулья, диван у стены, шкаф для одежды.
Михаил бросился к одному, потом к другому охраннику, переворачивая тяжелые тела.
– Какого черта! Они все сдохли, все! – проорал он Стасу в лицо.
– Еще бы. – Стас прислушался и ринулся к лестнице.
По мраморным ступеням снизу перло подкрепление, охрана миновала первый пролет и затормозила на втором, встреченная выстрелами из «винтореза». Те, кто шел последним, развернулись и кинулись обратно, Стас выщелкнул пустой магазин, поставил запасной.
– У нас минут пятнадцать, – проговорил Роман, – сейчас они вызовут остальных.
– Отлично. – Михаил забрал у Стаса винтовку и сел на пол у стены. – Я всю жизнь о карьере снайпера мечтал. Все, пока, мужики, до встречи в верхней тундре, я вас там найду.
Михаил поднял «винторез», прицелился и послал пулю точно в центр промелькнувшей внизу черноволосой макушки. Звук падения заглушили крики и ответный выстрел – пуля срикошетила над головой Михаила и упала на ковер.
– Понял, не дурак. – Он отполз к другой стене, лег на живот и взял под прицел последний пролет лестницы с белоснежными ступенями и коваными перилами, обернулся: – Ищите эту тварь. Привет от меня и Лешки передайте! – И снова приник к прицелу.
Стас и Роман переглянулись и побежали по длинному коридору. Одна дверь, вторая, третья, за ними – то огромный зал, то кабинет, то спальня. И везде пусто, тихо и почему-то пахнет пылью. Стас толкнул очередную створку из светлого дерева и, остановившись на пороге, повернул голову и прислушался.
– Что… – Роман не успел договорить, Стас поднес указательный палец к губам, взял из рук у Романа «беретту».
– Он там, пошли, только тихо. – И двинулся на носках к арочному панорамному окну в торце дома, вернее, к необъятному залу, откуда доносился полный тоски и страсти голос оперной певицы.
Черноволосая валькирия была хороша, красный цвет шел к ее загорелой коже и ослепительной улыбке. Прима изящным мощным движением откинула упавшую на глаза гриву и улыбнулась зрителям с экрана огромной «плазмы», диагональю метра полтора. Впрочем, зритель был только один, он потянулся к пузатой бутылке коньяка, налил себе рюмку и поднес к губам. Но выпить не успел – бутылка разбилась вдребезги, осколки и брызги полетели на шелковые обои, на мягкий ковер, на белую рубашку Огаркова. Чиновник обернулся и поставил рюмку на столик. Стас опустил пистолет и глянул на экран, где обольстительная дива пела о вечной любви.
– У нее сопрано? – Стас подошел к окну, отодвинул тяжелую штору. Да, Лешка был прав – дворик тесный, как тут поворачивается бронированное корыто – непонятно. Не иначе, задом из ворот сдает, перекрывая половину улицы.
– Да, именно. Сопрано, да еще и трехоктавное, это большая редкость. – Огарков попытался подняться с кресла, но обернулся к стоящему позади Роману и передумал.
Стас смотрел на огонь в камине, прислушивался к звукам из коридора. Криков не слышно, что неудивительно – голос певицы из динамиков акустической системы глушил все, даже стук сердца. Оно глухо ударило под ребрами, на лбу выступили капли пота, пальцы сжали рукоять «беретты».
– Все редкое, необычное, что сулит наслаждения особого рода. Да, такое, как Цупикова, например, она даже собиралась продемонстрировать мне свои… прелести. – Стас справился с собой, отошел от окна, взял со столика мокрый пульт и выключил телевизор. Вот теперь наконец он услышал и крики в дальнем конце коридора, и выстрелы, и грохот автоматических ворот. Нет у них пятнадцати минут, две-три осталось, не больше.
