Какое-то время Макар Капитонович шагал молча, не разбирая дороги, продираясь сквозь заросли и сердито при этом сопя. А потом, сам того не замечая, принялся ворчать. Ни в чей-то конкретный адрес, а вообще. Доставалось всем: от президента Литвы до современной молодежи, у которой в голове только «ветер, секс и наркотики». И при этом «никакого уважения к старости». Разведчики предпочитали молчать, чтобы не раздражать старика еще больше, но и это не нравилось Бузько. Ему требовалось, чтобы ему возражали.
Через пару часов почти бессмысленного плутания по лесу группа вышла к роднику. Неподалеку проходила дорога. Измученные жаждой беглецы с удовольствием умылись и напились прохладной воды. Бузько, который ни за что на свете не хотел показать десантникам, и в особенности литовцу, что он устал и ему требуется определенное время на отдых, первым объявил, что пора идти. И тут же увидел сочувственные взгляды Локиса и Круглова.
– Макар Капитонович, – проговорил Володя, даже не совершая попытки подняться. – Может, еще передохнем? Все-таки вам не двадцать лет…
Эта последняя фраза заставила старика выплеснуть наружу всю ту язвительность, которую он так и не сумел излить за эти дни.
– Что, сдулись, супермены хреновы? – презрительно стрельнув взглядом по распластавшимся на траве мужчинам, бросил он. – Всего-то километров пять-семь прошли – и что, лапки кверху и скулить? А ну, подъем, оглоеды! Я вас научу Родину-мать любить!
Макар Капитонович распалялся все больше, повышая голос до крика. И вдруг умолк. Со стороны лесной дороги послышался нарастающий звук мотоциклетного мотора.
– Молчать! Тихо! – скомандовал он, хотя никто, кроме него, ничего не говорил. Звук приближался к поляне с родником. Уже отчетливо было слышно, что едет не один, а несколько мотоциклов.
– В лес! Быстро! – скомандовал Локис и первым спрятался за ближайшим деревом. Остальные, включая Бузько, у которого, видимо, открылось второе дыхание, залегли в кустарнике. Спустя несколько минут к роднику на трех мотоциклах «BMW R32» выехало человек десять в форме гитлеровской армии. На турелях всех трех мотоциклетных колясок были установлены ручные пулеметы «МГ-40». Кое у кого из «немцев» на груди красовались «железные кресты», боевой орден вермахта. Все десятеро громко, но фальшиво горланили: «Ах, майн либер Августин, Августин, Августин…»
Это было настолько неожиданно, что Локис на какое-то время потерял дар речи. Он смотрел на эту вакханалию и чувствовал, что после того, как они чудом ушли от погони литовских спецназовцев, он теряет ощущение реальности. Переведя взгляд на лежащего рядом Круглова, Владимир понял, что, судя по вытянутому от изумления лицу сослуживца, тот испытывает такой же шок. «Если Петя видит то же самое, что и я, – мелькнула у Володи мысль, – значит, все не так уж и скверно. Во всяком случае, как сказал герой одного «мультика», сообща только гриппом болеют, а с ума сходят исключительно поодиночке…»
Между тем «немцы», самому старшему из которых на вид было не больше двадцати – двадцати двух лет, заглушили двигатели своих мотоциклов и разбрелись по полянке, о чем-то переговариваясь и изредка довольно хохоча. Язык, на котором они при этом разговаривали, показался Владимиру каким-то странным. Во всяком случае, на классический немецкий язык, который преподают в школах, он был мало похож.
– Что это? – одними губами спросил Петро, продолжая удивленно таращиться на резвящихся «гитлеровцев».
– А черт его знает, – признался Локис и тут же с тревогой спросил: – А где старик? Как бы у него от этого представления нервишки не сдали. Чего доброго, кинется на этих «фрицев»…
– Да ну, брось ты, – не слишком уверенно ответил Петро, – на дурака-то наш Капитоныч вроде бы не похож… Слушай, а может, где-нибудь поблизости кино снимают?
– Может быть, – с сомнением в голосе проговорил Локис, продолжая наблюдать за странными «немцами», которыми руководил худой долговязый тип с несообразно длинными, как у орангутанга, руками и такой же рыжий, как этот примат. Он был одет в серый мундир с витыми белыми погонами. Десантники плохо разбирались в званиях гитлеровской армии, но обратили внимание, что остальные «немцы» без тени насмешки с почтением обращались к худому «герр оберст».
– «Оберст» – это полковник, – прошептал Локис, вспомнив старые фильмы про войну. – Ну, совсем заигрались ребята…
Для артистов, даже если предположить, что они из массовки, молодые люди вели себя по меньшей мере странно. Вместо того чтобы просто напиться из ручья, они сняли оружие, аккуратно сложили его на краю поляны, разбились на пары и принялись отрабатывать приемы рукопашного боя. Делали они это, по мнению Круглова, крайне грубо, непрофессионально и как-то хаотично. Проведя несколько раз отработку приема по отражению удара ножом сверху, они тут же принялись отрабатывать удар ножом снизу. Но и тут сделали не больше десяти-пятнадцати подходов, после чего резво перешли к следующему упражнению, которое больше напоминало пародию на снятие часового. Разведчики едва сдерживали смех, глядя на прыжки «фашистов», больше напоминавшие возню подростков на спортплощадке.
– Напрасно смеетесь, – раздался откуда-то справа тревожный шепот Гирдзявичуса. – Эти детишки – довольно опасная компания. Что-то наподобие немецкого гитлерюгенда. Только у нас их называют по-другому. Между прочим, оружие у них настоящее, не игрушечное. Не удивлюсь, если и патроны боевые. Только вот руководителя их я что-то не вижу.
– Брось байки рассказывать, – не поверил Локис. – Откуда у них возьмутся боевые патроны?
– Я не знаю, как у вас в России, но у нас этого добра – по тонне на квадратный метр, – усмехнулся Айдас, перекатываясь на спину.
Словно в доказательство его слов «немцы» вытащили из колясок раскладные столы и начали устанавливать на них какие-то мишени, явно готовясь к стрельбе. Удивиться Локис и Круглов не успели. Где-то сбоку громко хрустнула ветка, ветви кустов затряслись. Через секунду перед разведчиками появилась совершенно обескураженная физиономия Бузько.
– Это что ж такое творится-то?! – не пытаясь скрывать своего возмущения, почти в полный голос спросил он у десантников. – Это что за фашистский шабаш, я вас спрашиваю?!
– Тихо, старый, заметят! – попробовал урезонить возмущенного фронтовика Гирдзявичус, но было поздно. «Немцы» услышали хруст надломленной Макаром Капитоновичем ветки и тут же кинулись к сложенному ими оружию. Бестолково толкаясь, они вертели головами, пытаясь определить, откуда слышались голоса.
– Ахтунг! – вдруг истерично, как молодой, не распевшийся еще петушок, заверещал долговязый «оберст». – Ин вальд хабен партизанен! Зольдатен! Фоер!
Он первым дал длинную очередь из своего «шмайссера» по кустам. Остальные тут же последовали его примеру. На несколько минут все звуки на поляне были перекрыты беспорядочной стрельбой из автоматов и винтовок. На разведчиков посыпались срезанные пулями ветки и листья кустарника.
