Книга За колючкой – тайга, страница 33. Автор книги Сергей Зверев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «За колючкой – тайга»

Cтраница 33

Яйцо эти показания подтвердил. Мазепа поклялся в показаниях обоих. Хотели допросить еще и Колоду и даже привели к Хозяину в кабинет, но тот прямо с порога упрекнул власть за то, что она, не давая возможности исправиться за постоянное воровство, опустилась до того, что решила повесить на него «мокруху», заявил, что намерен жаловаться в Европейский суд по защите прав человека в «Штрассбуре», после чего послал каждого из членов комиссии в неприличное место, заметив при этом, что не будет возражать, если к оставшимся четырнадцати годам ему добавят пятнадцать суток.

Умывшись, комиссия убыла. Если ее члены предполагали обнаружить в этом месте земного шара правду, или просто показания, то эти члены просто дети.

Он пришел, когда заканчивался август.

Когда на плац «дачи» опустился вертолет и привез в своем чреве Бедового. Вора, заметно поправившегося и посвежевшего, вывел конвой и водворил в барак.

И не успел смотрящий присесть на нары и рассказать Яше Колоде причины своей неожиданной «командировки», как шнырь Веретено, не отрывая взгляда от щели, открывающей обзор на плац, гортанно, с придыхом, закричал:

– Летуна ведут…

Барак замер, и Толян Бедовый, поморщившись, смахнул с лица маску горечи. Этого никто не заметил, и оценку такому необъяснимому жесту не дал. Еще бы… Барак чувствовал симпатию, которая парила от смотрящего в сторону Летуна, его жители знали, кто явился первопричиной постоянного наличия воды в карцере, и сейчас они готовы были смотреть, как произойдет немыслимая для «дачи» встреча. Встреча зэков с человеком, им равным, который провел в штрафном изоляторе девяносто дней. В девять раз дольше, чем предыдущий его обитатель, не попросивший пощады и там же умерший. И в одиннадцать раз дольше, чем тот, кто жив остался, но вымолил эту жизнь на коленях.

– Летун… Иди сюда, садись…

– Хлеб есть, Летун…

– А у меня яйцо в тумбочке завалялось.

– Чаю человеку, Веретено, быстро!..

– Братва, у кого спирт есть?

Он зашел в барак, когда перед глазами стояла Вика с сыном на руках. Ему хотелось плакать, и губы его, рассеченные и неправильно сросшиеся, дрожали. Кривые брови придавали лицу Литуновского глуповатый вид, но под ними застыл полный слез, глубокий и ясный взгляд.

И только когда он сел и скромные лучи света сползли с его лица и остались над головой, зэки замолчали. За лето они успели порядком подзабыть Летуна, но сейчас, когда он снова был перед ними, они замолчали. Брови – ерунда, губы… Что поделаешь, пусть неровные. Чуть окривел, и пахнет от него, как из помойной ямы… Но он же человек. И он не по своей воле не имел возможности помыть свое тело. Нет, не это заставило зэков онеметь.

Виски, затылок и отросшие пряди на лбу были грязно-белого цвета. Так выглядит состарившееся серебро. За три месяца нахождения в полной темноте зэк научился постоянно щуриться и быстро закрывать глаза рукой. Он стал седым. И сейчас вряд ли догадывался об этом. Зэки молчали, потому что никто не хотел быть первым, кто расскажет Летуну эту новость.

Сделал это Бедовый.

– Ну-ка, разошлись! – сказал он, продолжая сидеть на своем месте. – Иди сюда, Летун. Веретено, перенеси его матрас на эти нары.

«Эти нары» находились через нары, принадлежащие Колоде, и всем сразу стало ясно, кто в этом бараке третий.

– Воды, Веретено. Калган, таз. Синий, мыльно-пузырные принадлежности. И все это – очень быстро.

Когда Литуновский, осторожно придерживая бок, присел на новое место ночлега, Толян вынул из тумбочки зеркало, подышал на него, потер об одеяло и протянул арестанту.

В бараке стало еще тише.

Летун смотрел на себя долго. Зеркало чуть дрожало, он водил грязными пальцами по лицу, словно пытался определить, на сколько эти ощущения отличаются от тех, что были в изоляторе, при полной темноте.

Барак ждал брани, проклятий и разочарований, но все, что донеслось до слуха зэков, было:

– Постричься бы…

И закипел барак. Видя, что механизм работает и без его участия, Бедовый просто лежал на нарах и наблюдал, как обнаженный Летун, чуть покривившись на бок, моет себя тощей мочалкой, стирает трехмесячную грязь, и никак не может насладиться этим процессом. Рядом с напарником суетился Зебра, он покрикивал на Веретено с Синим, не угадывавшим, что нужно подавать в первую очередь, что во вторую, и на этом пятачке земли, окутанном колючей проволокой, Зебра был главным. Его никто не урезонивал, понимали люди, что напарник для зэка – дороже брата. От его здоровья и настроения зависит все, в том числе здоровье и настроение того, кто большую часть суток проводит с ним.

Зона. Как мало нужно, чтобы человек почувствовал себя счастливым хотя бы на минуту. В зоне все воспринимается иначе, любым звукам и словам придается иной, чем на воле, смысл.

– Убью-ю-юуу… – обещал в феврале, когда он пришел, красноярский ветер.

– Ха-ха-ха-ха!.. – гоготал пересмешник неподалеку от того места, где поднимался в воздух вертолет со следственной группой, когда он вернулся…

– Спи-и-и… – тянула для него ночная птаха, когда в бараке наступила ночь и закончился последний разговор.

Спи. И он делал вид, что спал.

Никто в эту ночь не слышал, как Литуновский, накрывшись одеялом, пытаясь отмахнуться от Вики и Ваньки, чтобы не видели да не расстраивались, безмолвно выл, зажав в зубах уголок вонючей ватной подушки.

Он выл до утра, до подъема, когда распухшее горло дребезжало, как расстроенная струна. Как хотелось ему завыть сразу, когда он разглядел в зеркале полутруп с перекошенным лицом и свалявшимися на округлившемся черепе белыми волосами… С каким удовольствием, зная, что после этого будет легче, он заорал бы сразу. Однако вместо этого он целый час рассказывал о том, как подбирал брошенный бурятами на заплеванный пол хлеб, ел его, рассчитывая на сутки, пил через край, чтобы успеть за минуту, соленую жижу, именуемую «щами», а после, смеясь, делился с зэками выводами о том, что лягушки, как ни крути, вкусны, просто они не могут допрыгнуть до окна. А при определенных обстятельствах жуки-носороги по своему белковому составу заменяют стакан сметаны. Три жука составляют. Один до стакана сметаны недотягивает.

Смеялись. Он тоже смеялся. И, как пылкий любовник, не могущий дождаться, пока погаснет свет, он мучился до отбоя, чтобы проораться под одеялом.

Ему действительно стало легче. Ушла истерика мужчины, которая присутствует в каждом и вырывается в тот момент, когда терпеть нет сил. Разница лишь в том, что настоящие мужчины никогда не позволят стать свидетелем такой истерики никому другому, кроме себя. И утром всем было невдомек, как прожил эту ночь Летун.

Не укрылось это лишь от внимания Бедового.

– Так я встретил рассвет шесть лет назад, когда впервые здесь оказался, – вполголоса бросил он обувающемуся Литуновскому. Нары их теперь были рядом, поэтому особых приглашений для бесед не требовалось. – Для тебя, выходит, был нужен более мощный стимул. Тебе интересно, почему я последний месяц провел в «семерке»?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация