– Ну, как скажешь… – двусмысленно протянул он, поставил на стол только что поднесенную к губам полную рюмку и поднялся. – Как скажешь.
На пороге, натягивая фуражку и обдавая ее парами самогона, дружелюбно посоветовал:
– Слышал, Виктор опять какие-то запчасти на машине тебе во двор привозит и выгружает. Смотри, Соня, как бы неприятностей не вышло.
– Пошел, пошел! – От ярости за такой дешевый, немужской шантаж Сонька покраснела. Ей очень хотелось врезать ему меж выступающих лопаток так, чтобы он кубарем слетел с крыльца под морду Прыг-Скока, но вместо этого приветливо бросила:
– Ты, если что, заходи.
Молчаливо пересекая двор, старлей дважды наступил в утиное дерьмо, проматерился вполголоса и вышел в темный переулок.
– Сучка. Ну, сучка, сделаю я тебе хорошо.
– Ушел? – тихо спросил арестант.
Сонька кивнула головой, почему-то застеснялась и сказала:
– Ты вот что, Андрей. Выходи на ночь в дом. Сыро там, холодно…
– У меня твой матрас есть.
– Все равно, не дело это. Выходи, отдохни по-человечески. Выпить хочешь?
И через час, лежа на своей кровати, Сонька яростно рвала зубами край наволочки. Ей очень хотелось, чтобы через полчаса после того, как в доме погаснет свет, из соседней комнаты, освещаемый луной, появился странный гость и сказал: «Можно к тебе?»
Господи, как хорошо бы было…
Но она, пролежав без сна до самого рассвета, так никого и не увидела. Он действительно странный, этот гость.
Вздохнув, Сонька устало вытянулась на кровати, полежала так еще минуту, и только после того, как услышала тихий хлопок закрывающейся крышки погреба, встала с кровати.
Занимался новый день, и, по всем приметам, он не должен отличаться от минувшего ничем.
Глава 9
Бес Витя, как и обещал, приехал в половине одиннадцатого. Его торопливую речь Литуновский услышал над своей головой через полчаса после того, как вернул Соне тарелки и стакан. К своему дикому для любого нормального человека положению он привык давно, и часы в подполе сестры бывшего заключенного после карцера и изматывающей работы казались ему благодатным местом отдыха. Заслуженным, потому как после бегства от конвоя через тайгу, как ему казалось, он хоть что-то, да заслужил.
Однако когда крышка погреба открылась и он услышал взволнованную речь спасителя, он догадался, что дела обстоят не так хорошо, как ему казалось. О том, что участковый Савельев обещал навестить Соню еще – а в его словах о «запчастях», привозимых ее братом, читалось именно это, он знал еще ночью. Женщина передала ему свой разговор с милиционером слово в слово. Конечно, как и Бес, он не догадывался, что именно связывает женщину с этим старшим лейтенантом. Однако сам факт нахождения фотографии Литуновского в руках последнего говорил о том, что точно такие же имеются у любого служителя закона по всей области. Все бы ничего, да только Сонин брат был уверен в том, что милиционер обязательно вернется.
– Начнет искать агрегаты, которые я таскаю из МТС, устроит обыск, полезет, конечно, в подпол, и найдет там, как думаешь, что? Свою медаль и премию за честно исполненный долг.
– Как он устроит обыск? – удивился Литуновский. – Чтобы его произвести, нужно постановление, подписанное следователем. А до следователя нужно мало того, чтобы добраться, но и доказать тому, что обыск – следственное мероприятие по делу, находящемуся в его производстве.
– Да, мы умнеем только тогда, когда оказываемся в зоне, – едко заметил Бес. – На кой ему постановление нужно? И кто здесь знает, как оно выглядит? Скажет: «Сонька! – ну-ка, открой погреб!» И та откроет. Потому что мент здесь – самый умный человек после председателя. Только у председателя такой власти над сельчанами нет, как у Савельева.
Было решено немедленно покидать деревню.
– Ты вот что…
Идея Сонькиного брата была полна идиотизма и наглости. После того, как он загонит свою машину во двор сестры, Литуновский должен был быстро запрыгнуть в бочку. И сидеть там до тех пор, пока его спаситель не доедет до Назарова.
– Я смотрел этот фильм, Витя, – вздохнул Летун. – Но дерьмо – это не цемент. Оно не затвердевает, но я там просто сгорю за несколько часов. За час сгорю. Но перед этим за пять минут задохнусь.
Литуновский, как объявил бывший заключенный, ребенок. Отчаявшийся мужик, который боится каждого шороха. Дерьма в бочке по колено, а люк, у которого беглец будет сидеть, открыт. Неприятно, конечно, но кто сегодня в стране иначе живет? И потом, не навсегда же такая диспозиция.
У каждого блокпоста, организованного «красными», Литуновский будет люк закрывать и уходить вглубь. За те пять минут, пока люди в погонах будут крышку открывать, он не задохнется. И потом, смотреть внутрь вряд ли кто-то решится. Скорее всего попросят это сделать собаку. Но при таком количестве приятного для себя букета запахов она вряд ли доложит по команде, что пахнет зэком.
– Здесь больше нельзя, – поставил точку зэк.
– Он обязательно придет, – подтвердила Сонька, встретила подозрительный взгляд брата, осеклась и чуть порозовела.
Посмотрев по очереди на обоих, Литуновский понял, что завтракал он, кажется, зря.
Через десять минут он, задыхаясь от смрада, уже сидел у откинутого люка внутри бочки, а еще через две минуты машина тронулась с места, и по бочке прокатилась отвратительная, зловонная волна.
Но это все лучше, чем быть найденным собакой между землей и полом Сонькиного дома.
С визитом Савельев не задержался. Надежду найти в доме предметы и денежные средства, нажитые незаконным путем братом хозяйки, он не питал. Тем паче не думал о том, что там может находиться человек, которого разыскивает весь Красноярский край. В нем, неудовлетворенном, кипела необходимость мести за вчерашнее отторжение. Как и во всяком мужчине, имеющем комплекс неполноценности на почве невосприятия противоположным полом его мужских особенностей, в нем бурлило чувство оскорбления за отказ в получении удовольствия.
Вот сучка, – думалось участковому. Еще неделю назад она сама выказывала желание заключить его в свои объятья, стонала, извивалась и покрывалась потом под его натиском, а вчера указала ему на дверь, как последнему слабаку. Получается, что по своим постельно-деловым качествам он не подходит для молодой вдовы.
Досадно.
Нужно будет указать сучке на ее место. А то какой-то парадокс происходит. То жадно минет творит, всю ночь поддерживая его плоть в боевом состоянии, то указывает на дверь. Зарядила батарейки, что ли? Еще на неделю? А еще через неделю опять будет встречать его, проходящего мимо, у калитки, и предлагать зайти в дом?
Непорядок это. После всего того, на что она соглашалась ночами, пора понять, что не он служит, чтобы ее батарейки заряжать, а она – для его аккумуляторов.
