Главари мятежников прекрасно понимали, насколько чревато иметь хорошо вооруженного противника в глубине своей территории, которая к тому же еще не полностью взята под контроль. И оставлять в покое военных не собирались. Было принято решение потихоньку давить их по одному. Для начала выбрали самое слабое звено. После удачного отступления мобильного отряда самым слабым звеном стал батальон внутренних войск. На него бандиты и решили навалиться всем скопом.
Командир батальона правильно оценил повышение активности боевиков. Собрав офицеров в штабном вагончике, сказал, смотря на проверяющего из Москвы:
– Ну что, вы правы, товарищ полковник. Бросила нас ваша Москва. Ждать нечего. Боевики стягивают силы. Вырываемся с боем.
Комбат обвел взглядом подчиненных.
– Возражения не принимаются.
– Нелегко придется, – покачал головой заместитель командира батальона по политико-воспитательной работе.
– У мобильного отряда получилось. А у нас живой силушки и огневой мощи поболе будет.
– Так и блокировали нас покрепче, – сказал командир взвода разведки. – Они уже ученые. После того как мобильный отряд упустили. По путям возможного отхода засад понаставили.
– Быстро учатся, твари, – произнес командир батальона.
– Волчары матерые, – кивнул командир взвода разведки.
– А мы волкодавы, – зло произнес командир батальона. – Русский солдат всегда абрека бил. И бить будет. Прорвемся, мужики. Нам терять нечего…
Промедление было смерти подобно. Да тут еще подоспела информация, что к части собираются подтянуть артиллерию – противоградовые пушки и безоткатные орудия калибра сто семь миллиметров, переброшенные из Грузии.
Моджахеды действительно ожидали, что батальон пойдет на прорыв, и загодя подготовились, организовав засады и заслоны по возможному пути движения. Они ждали, что русские будут уходить к границе с Северной Осетией. До нее было не так далеко. И никто не думал, что рванут из окружения в темное время суток, сразу после полуночи.
Устроив фейерверк из всех видов оружия, батальон пошел на прорыв. И двинулся в глубь Ичкерии, где мятежники чувствовали себя хозяевами и особо не заботились о мерах безопасности…
Началась кровавая баня. Батальон двигался вперед с ожесточенными боями, оставляя позади свои горящие бронемашины и «Уралы». Мятежники меньше всего хотели упускать такую добычу. Они надеялись перемолоть ненавистного врага засадами, мобильными группами, закладками фугасов. Командир батальона проявил чудеса тактической смекалки, предвидения и интуиции. И, несмотря на бешеное сопротивление, колонна двигалась вперед как единое целое, сохраняя боевой порядок. Комбат знал, что надеяться можно только на себя. Не будет поддержки авиации и артиллерии. И спасти может лишь одно – надо тоже действовать как волки. Жестоко. Эффективно. Быстро…
По дороге батальон с ходу занял возникшее на маршруте село, наводненное бандитами. Военные пережгли все, что попалось. Боеприпасов не жалели. И врагов не жалели. И себя тоже не жалели. Шли как в последний бой. Отчаянно и зло. Как могут ходить в бой только русские солдаты, сломавшие хребет и Наполеону, и Гитлеру, и, если понадобится, перемелят в труху кого хочешь.
Почти сутки батальон вел бои. Разносил укрепления. Давил засады. Обходил фугасы… Выбивали всех, кто попадался на пути.
Когда было нужно, военные не стеснялись прикрываться заложниками из мирного населения – это война на уничтожение, здесь не до сантиментов.
Кровь за кровь. Зуб за зуб. В такой войне подобная психологическая установка прививается моментально. Мы ваши кровники, господа исламские фундаменталисты и мятежники? Тогда вы наши кровники!!! Получи!!! Ствол на ствол, нож на нож. Выходи, моджахед!!!
Мирное население? Нет мирных в такой войне! Нет школ, клубов и магазинов. Есть укрепленные пункты противника. Есть вражеская территория.
Потеряв почти треть личного состава убитыми и ранеными, оставив за спиной свои сожженные бронетранспортеры и автомашины, батальон вышел к границам Дагестана. Комбат был ранен, но продолжал отдавать осипшим от многочасового крика голосом приказания. Когда понял, что батальон вышел из окружения, то от кровопотери потерял сознание, перед этим вдруг четко осознав – теперь ему все равно, что будет дальше. Он вывел поредевший батальон к своим через прочерчиваемую трассерами и выстрелами РПГ темноту, когда жизнь не стоила ничего и в голове билась лишь одна мысль – спасти как можно больше людей. Последнее, о чем он думал, – о себе. И он спас всех, кого было можно спасти. Батальон заплатил большую цену, но командир был уверен – иначе было нельзя. Сделал то, что казалось невозможным. Теперь можно предстать перед Богом с осознанием того, что выполнил свое назначение. И пусть Божий суд решит, прав он был или не прав.
На военном вертолете комбата и еще нескольких раненых доставили в медицинский батальон, а потом – в госпиталь внутренних войск.
Комбат, несмотря на внутреннюю готовность умереть, выжил. Он пришел в себя и после всего пережитого ощутил, как его сковывает мягкими, но мощными обручами тягучая черная апатия.
Он не ведал, что его ждет впереди. Могло быть что угодно – орден, трибунал. Перспективы туманные, как и вся российская жизнь. Но эмоции перегорели в последнем броске по вражеской территории. И теперь пусть с ним делают что хотят – плевать на них с воздушного шара!
В углу его одноместной шикарной генеральской палаты (поместили комбата по личному указанию заместителя командующего внутренними войсками) работал телевизор «Сони» с метровым экраном. По второму каналу закончилась очередная серия романтически-детективного телесериала – бессмысленного, тупого, бесконечного. И пошли новости.
– Представители силовых структур просят не драматизировать ситуацию в Республике Ичкерия, – вещала дикторша «Новостей». – Хотя на Северном Кавказе накопилось немало противоречий, они будут решаться исключительно мирными средствами. Заявления представителей северокавказских общественных организаций о фактах бесчинств по отношению к мирному населению Республики Ичкерия со стороны федеральных сил, как нас заверили в Генеральной прокуратуре Российской Федерации, будут расследованы самым тщательным образом.
– «Градом» бы по всем вам, сукам московским, врезать, – глухо произнес комбат.
«Бесчинства по отношению к мирному населению». Он прикинул, что все-таки ему больше светит трибунал, чем орден. Но досада, обида и страх были как одеялом прикрыты равнодушием и глухой тоской. Вот только ему сильно хотелось умереть и родиться вновь где-нибудь за тысячи километров отсюда, где нет проклятой войны и циничных политиков.
Глава 14
Просторный темно-вишневый джип «Тойота Ландкраузер» замер, глубоко зарывшись в кусты мощным изогнутым никелированным бампером, напоминающим рога древнего ископаемого животного. Он съехал с проселочной дороги. Сзади его металлическая шкура была продырявлена в нескольких местах. Лобовое стекло тоже пошло трещинами. В него вошли две пули, пробили насквозь и вылетели через задние окна. Но, к счастью для пассажиров, на ходовые качества машины пулевые пробоины не повлияли.
