– Жив? И где же он, по-вашему?
– Если бы в момент катастрофы он оказался на поверхности моря, то доплыл бы до берега сам и помог бы другим.
– То есть вы хотите сказать…
– Совершенно верно. Мы хотим сказать, что Устюжанин находится на судне и надо срочно спуститься вниз.
– Хорошо, – все еще растерянно говорит мужчина в эмчеэсовской форме. – Что вам для этого необходимо?
Переглядываемся. Это уже другой разговор.
На ходком катере идем к стоящему на входе в бухту спасателю. Современное оснащение спасательного судна позволило довольно точно и быстро найти место, где затонул «Гиацинт».
На борту катера четыре комплекта стареньких ребризеров с кислородно-гелиевой смесью, три раздельных гидрокостюма из тонкого неопрена, ласты, маски и фонари. Увы, но со связью вышел облом – где-то у кого-то есть современная гидроакустическая станция с парой индивидуальных переговорных устройств, но, как всегда, этого «кого-то» найти не получилось. Ладно – не впервой работать в режиме молчания.
Команда спасателя встречает у правого борта; моряки принимают швартовые, помогают поднять снаряжение. Мы торопимся. Если наш товарищ действительно каким-то чудом уцелел, то запас воздуха у него здорово ограничен.
Поспешно надеваем костюмы. Рядом пожилой мужчина предупреждает о замусоренном дне: беспрестанно талдычет о затопленных кораблях в восемнадцатом году прошлого века.
– Я понял, – говорю я, застегивая лямки ребризера. – Какая под нами глубина?
– Около пятидесяти метров. Дно должно быть ровное.
– Приготовьте фал, маркерный буй и четвертый дыхательный аппарат…
При выполнении привычной работы я разбиваю состав отряда на три смены – по две пары в каждой. График таков: одна смена отдыхает после погружения, вторая на глубине, третья в готовности. Сейчас нас всего трое, и поэтому решаю идти к затонувшему судну в полном составе – мало ли какие задачи придется там выполнять?..
Медленно проходим промежуточную глубину в двадцать пять – тридцать метров. Это та глубина, после которой в мутной черноморской воде из-за нехватки света видимость ухудшается до критического значения. Если бы нас было четверо, а также имелась бы устойчивая связь, то я оставил бы на этой глубине дежурную пару – на всякий пожарный случай.
Включаем фонари и продолжаем спуск. Вскоре из мутного мрака проступают первые детали лежащего на боку судна: выпуклый коричневый борт, поврежденное леерное ограждение, торчащий обломок балки поворотного крана…
«Мы у цели», – показывает Михаил Жук на крупные буквы названия.
Да, вижу – это лежащий на левом боку «Гиацинт». Рядом по дну рассыпан груз – огромные металлические конструкции, вероятно, перевозимые на верхней палубе. Закрепляю за одну из железяк уходящий к поверхности фал и показываю товарищам: «Держимся вместе. Идем вдоль борта к надстройке». Сам же пытаюсь представить картину гибели судна и ответить на единственный вопрос: откуда начать поиск?
Осматриваем надстройку, состоящую из камбуза с кают-компанией, ходовой рубки и нескольких небольших вспомогательных помещений. Передаю Игорю четвертый дыхательный аппарат и сигналю: «Остаешься здесь. Мы идем вниз».
«Низ» – это две жилые палубы под надстройкой. На верхней расположены каюты комсостава, на нижней – двухместные каюты матросов. И здесь никого. Двигаемся в машинное отделение. Открываем тяжелую овальную дверцу, шарим фонарными лучами по стеллажам, потолку, машине… Ни одного признака жизни. Мы уже готовы отчаяться. И вдруг слышим далекий стук по металлу.
«Что это? – переглядываемся с Михаилом. – Кто-то зовет на помощь или Игорь Фурцев требует нашего возвращения?..»
Разворачиваемся в узком коридоре и держим курс на выход…
Выбравшись из надстройки, натыкаемся на радостного и неистово жестикулирующего Игоря. Последовав за ним, подплываем к крышке палубного люка, ведущего в отсек грузового трюма. Крышка слегка приоткрыта и упирается в одну из стальных конструкций – тех, что «Гиацинт» перевозил на верхней палубе. Когда судно переворачивалось, швартовые тросы полопались; конструкции поехали к левому борту, сметая все на своем пути. Большая часть груза сорвалась в море и затонула, а некоторые фермы остались «на привязи», намертво перекрыв дорогу в трюм.
Фурцев тычет пальцем в темную щель. Приблизившись к ней вплотную, освещаю трюмное нутро фонарями. А через секунду сердце едва не выпрыгивает из груди – откуда-то сбоку под желтый луч подныривает голова Устюжанина.
Жив, бродяга! Жив!!!
И снова разговор «на пальцах», из которого я узнаю, что воздушный пузырь, благодаря которому Георгию удалось выжить, уменьшается, а дышать в нем становится все труднее. Изъяснившись, он исчезает для того, чтобы глотнуть порцию воздуха. Я тем временем просовываю в щель между палубой и крышкой люка маску ребризера с двумя шлангами для вдоха и выдоха.
Появившись снова, Жорка хватает маску и делает несколько жадных вдохов. Какая жалость, что в масках нет привычных переговорных устройств!
Пробуем с Жуком и Фурцевым отодвинуть проклятую конструкцию из сварных ферм. Куда там! По виду в ней тонны три-четыре – она даже не стронулась с места. Подзываю Мишу и, объяснив задачу, отправляю на поверхность. Он парень толковый и настырный – приказ выполнит. Главное, чтобы выполнил его быстро – у нас всего четыре ребризера, а запасных баллонов и сменных регенеративных патронов нет.
Ждем пять минут, десять, пятнадцать…
Глубина далеко не предельная, и расход дыхательной смеси небольшой. Однако у всякого запаса есть предел – на исходе двадцатой минуты я начинаю волноваться. В голове рождаются различные варианты, связанные с возможностью продлить пребывание нашего товарища в подводной западне. Самый верный из них – оставить ему второй ребризер, а самим рвануть на поверхность с одним. С Фурцевым мы как-нибудь поднимемся. А наверху придется снова звонить шефу и с его помощью ставить на уши всех, включая местные власти. По-другому в нашей стране получается крайне редко…
Понимая сложность своего положения, опытный Устюжанин экономит дыхательную смесь ребризера и, оставляя маску, периодически исчезает из полоски желтого луча.
«Молодец, дело знает, – оцениваю действия друга, – поднимается к верхней стенке трюма и дышит в воздушном пузыре…»
Наконец на фоне размытой серо-бирюзовой поверхности появляется темное пятно, а позже зажигается желтая точка. Это Жук, державшийся одной рукой за опускавшийся на стальном тросе гак. Отлично! Но это только полдела.
Лебедка на спасателе травит лишние метры, поэтому приходится обернуть тросом проклятую конструкцию несколько раз. Проверив крепление, даю Жуку очередное указание: «Двигай на поверхность и вели выбрать ровно три метра. Понял?» Миша кивает. И жестами интересуется: «Мне возвращаться?» – «Нет. Жди наверху…»
Трос натянулся и пару раз осторожно поддернул конструкцию, словно где-то на поверхности сидел исполинский рыбачок и в ожидании поклевки блеснил мормышкой.
