Павел тогда явственно прочитал по его губам в прорези маски короткое матерное слово. Перекрестие только легло на глаз, как парень рванул к той самой глухой стене, будто собрался вскарабкаться на нее, как паук. Глазунов словил его и больше не испытывал судьбу. Пуля вошла в голову, вспоров черную трикотажную маску-шапочку. Парень, широко взмахнув руками, упал на спину. Кейс, выскользнувший из ослабевших пальцев, описал в воздухе дугу и, ударившись в глухую стену дома, скользнул по ней, вот-вот должен был удариться в крышу, но… исчез из виду, только лист жести завибрировал.
«Там что, щель между домами?» – успел подумать тогда Павел и произнес в микрофон, подрагивающий у его губ:
– Третий номер тоже отработал.
Вместо ответа раздался щелчок, человек, дававший наводки по телефону, отключил связь…
С тяжелым футляром в руке Павел Глазунов быстро сбежал по засыпанной строительным мусором лестнице. Мотороллер по-прежнему стоял между вагончиками-бытовками.
«Во дворе пусто. Вот и отлично», – Глазунов выехал на улицу, даже не глянув в ту сторону, куда совсем недавно стрелял. Там происходило тревожное движение.
Дома он промыл глаза ледяной водой из-под крана. После долгого напряжения казалось, что под веками рассыпано толченое стекло. Так всегда случалось после работы.
Глазунов, закрыв глаза, лежал на тахте в комнате с плотно сдвинутыми шторами. Он умел расслабляться как кот, давая отдых всем без исключения мышцам. В такие минуты собственное тело казалось ему герметической оболочкой, в которой кости покоились в густой вязкой жидкости. Сила притяжения Земли ощущалась предельно явственно, она прижимала к тахте и распластывала. Мысли тогда становились ясными, точными. С прошлым Павел умел разбираться достаточно быстро, он не пытался, как некоторые, просто забыть то, что случилось. Нет, так не бывает. Все невыясненное, непонятное будет возвращаться и воскресать постоянно. Просто необходимо все разложить по полочкам, всему непонятному и таинственному отыскать объяснение, тогда воспоминания преспокойно займут свое законное место и всплывут, лишь когда человек сам этого пожелает.
Не открывая глаз, Павел протянул руку и сжал пальцами прохладное горлышко бутылки, сделал пару коротких глотков и ощутил, как крепкое спиртное обжигает горло.
«Номер один – пожилой мужчина с кейсом, пристегнутым наручниками к запястью, он спешит по улице, не едет на машине, а идет пешком, – задумался Глазунов, – его маршрут, время, когда он пройдет, знают заранее. Знают скорее всего раньше, чем он сам узнал о них. Ему все это указали, заставили идти одного, как и меня вынудили очутиться в это время в бельведере с винтовкой в руках. Что в кейсе? Документы? Деньги? Наручниками пристегнешь только то, что дороже тебе собственной руки, – усмехнулся Павел, – дороже самих себя люди ценят не деньги и не тайны, а других людей. Предполагался обмен? Кейс на человека? Допустим. Номер два – мужчина рядом с девчонкой в открытом кафе. Столик для них тоже заказали заранее. К ним и направлялся кейс. Девчонка – статистка или приманка, – в памяти всплыли лица, – они немного похожи, спешивший мужчина и девушка. Дочка? Внучка? И то и другое для него дороже денег. Значит, все же обмен».
Придя к такому выводу, Глазунов позволил себе еще один глоток ледяной водки. Пока картина выстраивалась ровно.
«Номер два – шантажист за столиком, номер один несет ему выкуп. Должен произойти обмен… Но есть и третий номер – человек в маске, притаившийся в подворотне. Он бы мог быть тем, кто все и закрутил. Шантажист – его приятель, но „маска“ решил его кинуть и нанял меня. Два выстрела, два трупа, которые о нем никому уже не расскажут, и кейс у него в руках. Но не он же давал мне наводки по телефону! Его тоже заказали. Что он думал, на что надеялся, когда прорывался на крышу? Собирался улететь по воздуху? Нет – перебраться на соседний дом и уйти по крышам. У глухой стены его должна была ожидать лестница. Он так думал, ему так пообещали. Лестницы он не дождался, на самом деле его вывели под мою пулю. Кто-то расставил всех нас по номерам. Этот человек, чей голос я слышал из телефонной трубки, просто решил убрать всех, кто хоть что-то понимал в его игре. Сам расставил фигуры, сам и вывел их под удар. И кейс его не интересует. Милиция находит труп человека в маске и похищенный им выкуп на крыше дома. Но ниточка потянется дальше, она пока не оборвана… Кто еще знает о заказчике? Я и Шурик. Значит… у нас тоже есть номера – четыре и пять».
Павел сел на тахте, потер виски. Он ощутил в странной тишине, наполнявшей квартиру, дыхание смерти. Она блуждала где-то неподалеку и, как казалось Глазунову, нетерпеливо поглядывала на часы. К ее близкому присутствию за годы работы снайпер привык, в конце концов он всегда был ее подручным. Но теперь Глазунов не знал, что именно шепнут ей на ушко, кто будет ее посланцем. И единственным способом сбить ее с толку оставалось самому прошептать имя того, за кем ей следовало прийти в первую очередь.
– Шурик… – пробормотал Глазунов, – жадность губит людей. С годами теряешь осторожность. Ты сам знаешь закон: «каждый бизнес рано или поздно кончается». Надо уметь вовремя спрыгнуть с поезда, когда он летит под откос, а не пытаться спасти багаж. Я прощаю тебе твой долг.
* * *
Карл был не из той породы блатных, кто материт ментов и разбрасывается невыполнимыми угрозами в их адрес и в адрес свидетелей. Он всегда и повсюду сохранял достоинство, положенное жулику такого высокого ранга. Суетиться – зачем? Он был выше этого. К тому времени, как Карл оказался в кабинете следователя, уже весь отдел знал, что к ним «заехал» законный. Сотрудники как бы случайно выходили в коридор – поглазеть.
Карла уверенно опознали трое свидетелей, подтвердивших, что это именно он сидел за рулем «Волги», когда машина снесла торговый киоск, а потом пытался скрыться с места аварии, даже не поинтересовавшись, жива ли девушка-продавщица. Опознание провели по всем правилам, выставив перед свидетелями пять человек: самого Карла в черном плаще, двух студентов, угодивших в ментуру из-за того, что пытались сдать в обменник фальшивый полтинник баксов, доставшийся им от приятеля, и столяра, который пришел на опознание в синем халате и застрявшими в густой седой шевелюре стружками.
Свидетелей, подписавших протокол опознания, распустили по домам. Карл и бровью не повел, не возражал. Милиционеры, особенно дежурный следователь, которому на первых порах поручили вести допрос, были предельно предупредительны. Инструкции и правила обращения с задержанным выполняли в полном объеме. Никому не хотелось злить вора в законе. Обшмонать его все же не рискнули, Карл сам выложил мобильник, бумажник, ключи от машины и квартиры, вывернул карманы, продемонстрировав, что, кроме носового платка, сигарет и спичек, ничего себе не оставил.
«Сплошной положняк пошел», – подумал Карл, имея в виду, что менты делают только то, что им положено.
Опер из сил выбился, пытаясь разговорить Карла.
– …вы покинули место аварии, не попытавшись оказать помощь потерпевшей… оставление без помощи… если это создает угрозу жизни… – звучало в кабинете.
