Лаврентьев не торопился следовать приказу капитана.
– Вы собираетесь заглянуть и в эту бочку?
– Идите сюда, я говорю, – повысил голос Смолячков.
Лаврентьев зло скрипнул зубами, однако двинулся на зов.
Смолячков тем временем крутился возле заинтересовавшей его бочки. Она была накрыта жестью. Он резко откинул жесть в сторону, та с противным звоном ударилась о землю. Смолячков посветил внутрь емкости, но тут же отпрянул и прохрипел с некоторым ужасом:
– Кошмар. Там кто-то есть.
Лаврентьев так и остолбенел. От слов Смолячкова глаза у него округлились.
– Там... кто-то... – язык у психоаналитика заплетался.
– Кажется, человеческое тело, – Смолячков вновь нацелил фонарь внутрь емкости. – Идите немедленно сюда.
Лаврентьев на непослушных ногах подошел к капитану.
– Какое тело? – он почувствовал, как у него задрожали и ноги, и руки.
– Может, водителя второй машины. Сейчас посмотрим, держите фонарь.
– Но... Но он же там весь разложился в этих дерьмовых химикатах, – психоаналитик чуть не упал от страха и от мысли, что можно найти в бочке.
– Держите фонарь, я говорю, – рыкнул в ответ капитан.
Доктор взял фонарик. Луч света так и затанцевал по металлической емкости.
– Светите внутрь, а не в сторону, – пробасил недовольно Смолячков.
Капитан закатал рукава и осторожно дотронулся пальцем до жидкости в бочке. Ничего не произошло.
Хмыкнув, капитан засунул в жидкость обе руки едва не по локоть.
– Не бойтесь, – проговорил он, напрягаясь, и стал вытаскивать то, что скрывала жидкость. – Я, кажется, знаю, что это.
– И что?
– Это формалин, – крякнул Смолячков. – Так что кто-то ошибся. Формалин не уничтожает органику, а наоборот, сохраняет ее.
– Я это знаю – врач все-таки... А вы уверены, что там труп? – несколько воодушевился Лаврентьев; луч фонарика уже перестал дергаться и светил прямо внутрь емкости.
– Уверен, – Смолячков с силой потянул содержимое бочки вверх.
Сначала из жидкости показалось темя. Затем – лицо, шея, плечи. Остальная часть тела осталась в формалине.
Смолячков держал труп под мышки. Пятно света замерло на лице мертвеца... Лаврентьев почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Руки дрогнули, и фонарик упал на пол.
Мертвыми стеклянными глазами из бочки на него смотрела Рита. Его жена.
Глава 15
1
– Поднимите фонарь.
Надсадно-хриплый голос Смолячкова дошел до Лаврентьева и неприятно ударил по нервам, словно это не голос был, а кто-то провел чем-то острым по стеклу, вызвав противный скрежет.
Лаврентьев как-то разом пришел в себя. Он наклонился, поднял фонарь и направил его в сторону капитана. Тот по-прежнему держал тело мертвой женщины. В открытых глазах Риты угадывались непонимание, страдание. И упрек. Этот упрек Лаврентьев ощутил каждой клеточкой своего естества. Мертвая словно упрекала психоаналитика в своей кончине. И он... И он чувствовал эту вину перед ней.
– Это ваша жена? – Смолячков наконец решился задать волновавший его вопрос; руки его начали подрагивать; держать тело становилось тяжеловато.
Подозрение, которое мелькнуло в сознании еще раньше, теперь получило подтверждение. Психоаналитик тогда с ужасом отогнал эту мысль. Его Рита это... и не Рита. Но теперь догадка превратилась в яркий огненный шар правды.
– Да, – ровным голосом подтвердил Лаврентьев.
– Тогда кто та? – Смолячков кивнул в сторону автотрассы.
Хороший вопрос. Но Лаврентьеву ответ был неведом. Единственное, что он знал теперь точно – это то, что Рита, его настоящая Рита, мертва. Он вспомнил отдельные элементы, немного странные, которые родили его подозрение. У его жены было плохое зрение, она носила линзы, а водила в очках. После аварии Рита ни разу не надела ни линз, ни очков. И даже газету умудрялась просматривать без их помощи. И... Когда они занимались сексом, нынешняя Рита старалась делать это в темноте. А если днем, то не снимала с себя сорочки, словно боялась, что он заметит в ее теле что-то не то. Что-то, что было нехарактерно для настоящей Риты.
– Кто?! – едва не заорал, задавая прежний вопрос, Смолячков.
Врач молчал. Что он мог сказать. Пластик-хирург из изуродованного тела по фотографии изваял ему новую Риту. Как скульптор лепит скульптуру, так и пластик «слепил» ему новую жену. Риту Лаврентьеву.
– Вы можете говорить? – не отступал капитан.
И в это время со стороны входа в домишко раздался насмешливый голос:
– Проблемы, мальчики?
Смолячков вздрогнул от неожиданности и выпустил мертвое тело. Оно медленно с легким бульканьем опустилось в жидкость.
Лаврентьева словно ударили. Он резко обернулся, но не успел направить фонарик на новое действующее лицо. Что-то холодное уткнулось в шею психоаналитику.
– Не шевелись, муженек, – в голосе послышалась издевка.
Лаврентьев застыл. Рука говорившей выхватила у него фонарик, и холодная сталь прекратила давить на шею. Женщина в два прыжка отскочила назад и посветила на сбитых с толку мужчин. Луч фонаря остановился на Смолячкове.
– А ты пронырлив, мент поганый, – зло процедила она. – Все вынюхивал, вынюхивал... Думаешь, я не заметила, что ты за мной следишь? Вас, двоих придурков, и сейчас увидела. И как только вы сунулись в этот домик, решила посмотреть, что это вы тут такого нашли. Вижу, что ничего хорошего...
Лаврентьеву стало не по себе. Теперь голос у Риты обрел стальные нотки. Да почему у Риты? Никакая она не Рита. Он вспомнил, что его «жена» после аварии старалась мало говорить, все больше слушала, а если и вступала в беседу, то очень мягко.
Проклятье. Эта женщина просто дьявол. Настоящий дьявол.
– Что тебе предложил мой муженек? А, ментяра? Думаю, много он тебе не посулил. А вот если бы ты обратился ко мне, то я не поскупилась бы. Чтобы ты никуда не совал свой вонючий нос. Но что теперь... Теперь все всплыло, – она кивнула на бочку. – Так что и говорить о чем-то бессмысленно.
– Кто вы? – Смолячкова, казалось, волновало только это; капитан находился в некотором ступоре и никак не мог из него выйти.
– Теперь я уже и сама не знаю, кто я. Одна сука сотворила со мной подлянку: поменяла после аварии местами меня с женой этого психодоктора... Я вернулась к жизни Ритой. Не сказать, что я на это так уж в обиде. Может, даже так оно и лучше. Но у меня кое-что отобрали. Я пыталась сама Это обнаружить, но не нашла ничего, кроме трупа своего двойника. Печально. Я не люблю, когда у меня отбирают то, что принадлежит мне.
