Часовой стоял вверху лестницы ступеней в двадцать; Франц и граф спустились по ней и очутились в каком-то подобии склепа. Отсюда лучами расходились пять углублений; в каменных стенах ярусами были вырублены ниши в форме гробов. Они поняли, что наконец вступили в катакомбы.
В одно из этих углублений, длину которого невозможно было угадать, днем проникали отблески света.
Граф положил руку на плечо Франца.
– Хотите видеть разбойничий лагерь на отдыхе? – спросил он.
– Очень даже, – отвечал Франц.
– Так идите за мной… Пеппино, потуши факел.
Пеппино исполнил приказание, и Франц с графом очутились в непроницаемой тьме; только впереди, шагах в пятидесяти от них, по стенам плясали красноватые блики, ставшие еще более явственными, когда Пеппино погасил факел.
Они молча пошли вперед, причем граф уверенно вел Франца, словно он обладал способностью видеть в темноте. Впрочем, и Франц все лучше различал дорогу, по мере того как они приближались к пляшущим бликам, служившим им путеводными огнями.
Перед ними показались три арки, средняя из которых служила дверью. Эти арки отделяли проход, где находились граф и Франц, от большой квадратной комнаты, окруженной нишами, подобными тем, о которых мы уже говорили. В середине комнаты возвышались четыре камня, некогда служившие алтарем, на что указывал крест, все еще венчавший их.
Одинокая лампа, поставленная на цоколь колонны, освещала слабым, колеблющимся светом странную картину, представившуюся глазам скрытых во тьме посетителей.
Облокотившись на цоколь, спиной к аркам сидел человек и читал.
Это был атаман шайки Луиджи Вампа.
Вокруг него, расположившись кто как хотел, лежали, завернувшись в плащи, или сидели, прислонясь к подобию каменной скамьи, тянувшейся вдоль стен этого склепа, человек двадцать разбойников. У каждого был под рукой карабин.
В глубине, безмолвный и едва различимый, словно тень, часовой шагал взад и вперед перед каким-то углублением в стене, которое угадывалось только потому, что в этом месте мрак казался еще гуще.
Граф дал Францу вволю налюбоваться этой живописной картиной. Потом приложил палец к губам, и, поднявшись по трем ступенькам, которые вели в склеп, вошел через среднюю арку и приблизился к Луиджи, который был так погружен в чтение, что даже не слышал его шагов.
– Кто идет? – крикнул часовой, увидев в свете лампы какую-то тень, выраставшую за спиной атамана.
При этом возгласе Вампа вскочил, выхватывая из-за пояса пистолет. В один миг все разбойники были на ногах, и двадцать карабинов прицелились в графа.
– Однако, – сказал тот спокойным голосом, причем ни один мускул на его лице не дрогнул, – дорогой Вампа, не слишком ли много церемоний, чтобы встретить друга?
– Долой оружие! – скомандовал атаман, властным движением поднимая одну руку, а другой почтительно снимая шляпу.
Потом, обращаясь к графу, который, казалось, повелевал всеми действующими лицами этой сцены, он сказал:
– Простите, граф, но я никак не ожидал, что вы удостоите меня своим посещением, и поэтому не узнал вас.
– По-видимому, у вас вообще короткая память, Вампа, и вы не только не помните лица людей, но забываете и условия, заключенные с ними.
– Какие же условия я забыл, граф? – спросил разбойник тоном человека, готового немедленно загладить свою вину.
– Разве мы не условились, – сказал граф, – что не только я, но и все мои друзья будут для вас неприкосновенны?
– Чем же я нарушил условие, ваша милость?
– Вы сегодня похитили и доставили сюда виконта Альбера де Морсера; а этот молодой человек, – продолжал граф таким тоном, что Франц невольно содрогнулся, – из числа моих друзей; он живет в одной гостинице со мной, он целую неделю катался по Корсо в моей коляске, а между тем, повторяю, вы его похитили, доставили сюда и, – прибавил граф, вынимая письмо из кармана, – потребовали с него выкуп, точно это первый встречный!
– Почему мне не сказали об этом? – проговорил атаман, обращаясь к своим людям, попятившимся перед его взглядом. – Почему вы заставили меня нарушить слово, данное такому человеку, как граф, который держит в своих руках жизнь каждого из нас? Клянусь кровью Христовой! Если бы я думал, что кто-нибудь из вас знал о том, что этот молодой человек друг его милости, я собственной рукой застрелил бы его!
– Вот видите, – сказал граф, обращаясь в ту сторону, где стоял Франц, – я же вам говорил, что это недоразумение.
– Разве вы не один? – спросил с тревогой Вампа.
– Со мною тот, кому было адресовано это письмо. Я хотел доказать ему, что Луиджи Вампа никогда не изменяет своему слову. Подойдите, барон, – сказал он Францу, – Луиджи сам скажет вам, что он в отчаянии от своей ошибки.
Франц приблизился; атаман сделал несколько шагов ему навстречу.
– Прошу вас быть моим гостем, ваша милость, – сказал он. – Вы слышите, что сказал граф и что я ему ответил; я могу только добавить, что я охотно отдал бы четыре тысячи пиастров, цену выкупа, чтобы этого не случилось.
– Но где же пленник? – спросил Франц, осматриваясь с беспокойством. – Я не вижу его.
– С ним, надеюсь, ничего не случилось? – спросил граф, нахмурив брови.
– Пленник там, – отвечал Вампа, указывая на углубление, у которого шагал часовой, – и я сам пойду объявить ему, что он свободен.
Атаман направился к темнице Альбера. Франц и граф последовали за ним.
– Что делает пленник? – спросил Вампа часового.
– Право, не знаю, начальник, – отвечал ему тот, – уже больше часу, как он не шелохнулся.
– Пожалуйте, ваша милость, – сказал Вампа.
Граф и Франц, предшествуемые атаманом, поднялись по ступенькам. Вампа отодвинул засов и отпер дверь.
Тогда, при свете лампы, похожей на ту, которая освещала склеп, они увидели Альбера. Завернувшись в плащ, уступленный ему одним из разбойников, он спал безмятежным сном.
– Однако! – сказал граф с улыбкой, свойственной ему одному. – Недурно для человека, которого должны были расстрелять в семь часов утра.
Вампа не без восхищения смотрел на спящего Альбера; было видно, что мужество молодого человека произвело на него впечатление.
– Вы сказали правду, граф, – проговорил он, – этот человек, без сомнения, ваш друг.
Потом, подойдя к Альберу, он тронул его за плечо.
– Ваша милость! – сказал он. – Не угодно ли вам проснуться?
Альбер потянулся, протер глаза и открыл их.
– А, это вы, атаман? – сказал он. – Черт подери, зачем вы разбудили меня; я видел чудесный сон; мне снилось, что я танцую галоп у Торлониа с графиней Г.
Он вынул из кармана часы, которые оставил при себе, чтобы самому следить за ходом времени.
