– Я сейчас вернусь, – сказал банкир, обращаясь к Монте-Кристо, – подождите меня; быть может, мне еще придется вам кое-что сообщить.
И он вышел.
Баронесса воспользовалась отсутствием мужа, чтобы открыть дверь в гостиную дочери, и Андреа, сидевший у рояля вместе с мадемуазель Эжени, вскочил, как на пружинах.
Альбер с улыбкой поклонился мадемуазель Данглар, которая, ничуть, видимо, не смутившись, ответила ему обычным холодным поклоном.
Кавальканти явно чувствовал себя неловко; он поклонился Морсеру, и тот ответил на его поклон с самым дерзким видом.
Затем Альбер рассыпался в похвалах голосу мадемуазель Данглар и выразил сожаление, что ему не удалось присутствовать на вчерашнем вечере, по всеобщему мнению столь удачном…
Кавальканти, предоставленный самому себе, отвел в сторону Монте-Кристо.
– Вот что, – сказала г-жа Данглар, – хватит с нас музыки и комплиментов, пойдемте пить чай.
– Идем, Луиза, – сказала мадемуазель Данглар своей подруге.
Все перешли в соседнюю гостиную, где был приготовлен чай.
В ту минуту, когда, следуя английской моде, гости уже оставляли ложки в своих чашках, дверь снова отворилась, и вошел Данглар, видимо очень взволнованный. Монте-Кристо прежде всех заметил это волнение и вопросительно посмотрел на банкира.
– Я сейчас получил письмо из Греции, – сказал Данглар.
– Поэтому вас и вызывали? – спросил граф.
– Да.
– Как поживает король Оттон? – спросил самым веселым голосом Альбер.
Данглар косо взглянул на него и ничего не ответил, а Монте-Кристо отвернулся, чтобы скрыть мелькнувшее на его лице и тотчас же исчезнувшее выражение жалости.
– Мы выйдем вместе, хорошо? – сказал Альбер графу.
– Да, если хотите, – ответил тот.
Альбер не мог понять, чем был вызван взгляд банкира, поэтому он спросил Монте-Кристо, который это отлично понял:
– Вы заметили, как он на меня посмотрел?
– Да, – отвечал граф, – но разве в его взгляде было что-нибудь необычное?
– Еще бы, но что он хотел сказать, упомянув это письмо из Греции?
– Откуда же я могу знать?
– Да мне казалось, что вы имеете некоторое отношение к этой стране.
Монте-Кристо улыбнулся, как улыбаются, когда хотят уклониться от ответа.
– Смотрите, – сказал Альбер, – он направляется к вам; я пойду к мадемуазель Данглар, похвалю ее камею; за это время папаша успеет поговорить с вами.
– Уж если вы хотите хвалить, так по крайней мере похвалите ее голос, – сказал Монте-Кристо.
– Ну нет, это бы всякий сделал.
– Дорогой виконт, – сказал Монте-Кристо, – вы щеголяете своей дерзостью.
Альбер с улыбкой на устах направился к Эжени.
Тем временем Данглар наклонился к уху графа.
– Вы дали мне превосходный совет, – сказал он, – в этих двух словах: «Фернан» и «Янина» заключена ужасная история.
– Да что вы! – сказал Монте-Кристо.
– Да, я вам все расскажу. Но уведите отсюда этого юношу; его общество очень стеснительно для меня сейчас.
– Я так и собирался сделать, мы выйдем вместе; вы по-прежнему хотите, чтобы я направил к вам его отца?
– Более чем когда-либо.
– Хорошо.
Граф кивнул Альберу.
Они оба откланялись дамам и вышли: Альбер с видом полнейшего равнодушия к высокомерию мадемуазель Данглар, а Монте-Кристо – повторив г-же Данглар свой совет, что жене банкира следует быть предусмотрительной и обеспечить свое будущее.
Поле битвы осталось за господином Кавальканти.
XX. Гайде
Едва лошади графа завернули за угол бульвара, Альбер разразился таким громким смехом, что его нельзя было не заподозрить в искусственности.
– Ну вот, – сказал он графу, – теперь я хочу спросить вас, как спросил король Карл Девятый Екатерину Медичи после Варфоломеевской ночи: хорошо ли я, по-вашему, сыграл свою маленькую роль?
– В каком смысле? – спросил Монте-Кристо.
– Да в смысле водворения моего соперника в доме господина Данглара…
– Какого соперника?
– Как какого? Да Андреа Кавальканти, которому вы покровительствуете!
– Оставьте глупые шутки, виконт; я нисколько не покровительствую Андреа, во всяком случае, не у господина Данглара.
– И я упрекнул бы вас за это, если бы молодой человек нуждался в покровительстве. Но, к счастью для меня, он в этом не нуждается.
– Как, вам разве кажется, что он ухаживает?
– Ручаюсь вам: он закатывает глаза, как воздыхатель, и распевает, как влюбленный; он грезит о руке надменной Эжени. Смотрите, я заговорил стихами! Честное слово, я в этом неповинен. Но все равно, я повторяю: он грезит о руке надменной Эжени.
– Не все ли вам равно, если думают только о вас?
– Не скажите, дорогой граф; обе были со мной суровы.
– Как так обе?
– Очень просто: мадемуазель Эжени едва удостаивала меня ответом, а мадемуазель д’Армильи, ее наперсница, мне вовсе не отвечала.
– Да, но отец обожает вас, – сказал Монте-Кристо.
– Он? Наоборот, он всадил мне в сердце тысячу кинжалов; правда, кинжалов с лезвием, уходящим в рукоятку, какие употребляют на сцене, но сам он их считает настоящими.
– Ревность – признак любви.
– Да, но я не ревную.
– Зато он ревнует.
– К кому? К Дебрэ?
– Нет, к вам.
– Ко мне? Держу пари, что не пройдет недели, как он велит меня не принимать.
– Ошибаетесь, дорогой виконт.
– Чем вы докажете?
– Вам нужны доказательства?
– Да.
– Я уполномочен просить графа де Морсера явиться с окончательным предложением к барону.
– Кем уполномочены?
– Самим бароном.
– Но, дорогой граф, – сказал Альбер так вкрадчиво, как только мог, – ведь вы этого не сделаете, правда?
– Ошибаетесь, Альбер, я это сделаю, я обещал.
– Ну вот, – со вздохом сказал Альбер, – похоже, что вы непременно хотите меня женить.
– Я хочу быть со всеми в хороших отношениях. Но кстати о Дебрэ; я его больше не встречаю у баронессы.
– Они поссорились.
– С баронессой?
– Нет, с бароном.
– Так он что-нибудь заметил?