– И что же?
– Я и заплатил.
– Но ведь я был должен Кадруссу сто сорок франков! – вскричал Дантес.
– Да, – пролепетал старик.
– И вы их заплатили из двухсот франков, которые я вам оставил?
Старик кивнул головой.
– И жили целых три месяца на шестьдесят франков?
– Много ли мне надо, – отвечал старик.
– Господи! – простонал Эдмон, бросаясь на колени перед отцом.
– Что с тобой?
– Никогда себе этого не прощу.
– Брось, – сказал старик с улыбкой, – ты вернулся, и все забыто. Ведь теперь все хорошо.
– Да, я вернулся, – сказал юноша, – вернулся с наилучшими надеждами и с кое-какими деньгами… Вот, отец, берите, берите и сейчас же пошлите купить что-нибудь.
И он высыпал на стол дюжину золотых, пять или шесть пятифранковых монет и мелочь.
Лицо старого Дантеса просияло.
– Чье это? – спросил он.
– Да мое… ваше… наше! Берите, накупите провизии, не жалейте денег, завтра я еще принесу.
– Постой, постой, – сказал старик улыбаясь. – С твоего позволения я буду тратить деньги потихоньку; если я сразу много накуплю, то еще, пожалуй, люди подумают, что мне пришлось для этого ждать твоего возвращения.
– Делайте, как вам угодно, но прежде всего наймите служанку. Я не хочу, чтобы вы жили один. У меня в трюме припрятаны контрабандный кофе и чудесный табак; завтра же вы их получите. Тише! Кто-то идет.
– Это, должно быть, Кадрусс. Узнал о твоем приезде и идет поздравить тебя со счастливым возвращением.
– Вот еще уста, которые говорят одно, между тем как сердце думает другое, – прошептал Эдмон. – Но все равно, он наш сосед и оказал нам когда-то услугу! Примем его ласково.
Не успел Эдмон договорить, как в дверях показалась черная бородатая голова Кадрусса. Это был человек лет двадцати пяти – двадцати шести; в руках он держал кусок сукна, который он согласно своему ремеслу портного намеревался превратить в одежду.
– А! Приехал, Эдмон! – сказал он с сильным марсельским акцентом, широко улыбаясь, так что видны были все его зубы, белые, как слоновая кость.
– Как видите, сосед Кадрусс, я к вашим услугам, если вам угодно, – отвечал Дантес, с трудом скрывая холодность под любезным тоном.
– Покорно благодарю. К счастью, мне ничего не нужно, и даже иной раз другие во мне нуждаются. (Дантес вздрогнул.) Я не про тебя говорю, Эдмон. Я дал тебе денег взаймы, ты мне их отдал; так водится между добрыми соседями, и мы в расчете.
– Никогда не бываешь в расчете с теми, кто нам помог, – сказал Дантес. – Когда денежный долг возвращен, остается долг благодарности.
– К чему говорить об этом? Что было, то прошло. Поговорим лучше о твоем счастливом возвращении. Я пошел в порт поискать коричневого сукна и встретил своего приятеля Данглара.
«Как, ты в Марселе?» – говорю ему.
«Да, как видишь».
«А я думал, ты в Смирне».
«Мог бы быть и там, потому что прямо оттуда».
«А где же наш Эдмон?»
«Да, верно, у отца», – отвечал мне Данглар. Вот я и пришел, – продолжал Кадрусс, – чтобы приветствовать друга.
– Славный Кадрусс, как он нас любит! – сказал старик.
– Разумеется, люблю и притом еще уважаю, потому что честные люди редки… Но ты никак разбогател, приятель? – продолжал портной, искоса взглянув на кучку золота и серебра, выложенную на стол Дантесом.
Юноша заметил искру жадности, блеснувшую в черных глазах соседа.
– Это не мои деньги, – отвечал он небрежно. – Я сказал отцу, что боялся найти его в нужде, а он, чтобы успокоить меня, высыпал на стол все, что было у него в кошельке. Спрячьте деньги, отец, если только соседу они не нужны.
– Нет, друг мой, – сказал Кадрусс, – мне ничего не нужно; слава богу, ремесло мастера кормит. Береги денежки, лишних никогда не бывает. При всем том я тебе благодарен за твое предложение не меньше, чем если бы я им воспользовался.
– Я предложил от сердца, – сказал Дантес.
– Не сомневаюсь. Итак, ты в большой дружбе с Моррелем, хитрец ты этакий?
– Господин Моррель всегда был очень добр ко мне, – отвечал Дантес.
– В таком случае ты напрасно отказался от обеда.
– Как отказался от обеда? – спросил старый Дантес. – Разве он звал тебя обедать?
– Да, отец, – отвечал Дантес и улыбнулся, заметив, как поразила старика необычайная честь, оказанная его сыну.
– А почему же ты отказался, сын? – спросил старик.
– Чтобы пораньше прийти к вам, отец, – ответил молодой человек. – Мне не терпелось увидеться с вами.
– Моррель, должно быть, обиделся, – продолжал Кадрусс, – а когда метишь в капитаны, не следует перечить арматору.
– Я объяснил ему причину отказа, и он понял меня, надеюсь.
– Чтобы стать капитаном, надобно немножко подольститься к хозяевам.
– Я надеюсь быть капитаном и без этого, – отвечал Дантес.
– Тем лучше, тем лучше! Это порадует всех старых твоих друзей. А там, за фортом Святого Николая, я знаю кое-кого, кто будет особенно доволен.
– Мерседес? – спросил старик.
– Да, отец, – сказал Дантес. – И теперь, когда я вас повидал, когда я знаю, что вы здоровы и что у вас есть все, что вам нужно, я попрошу у вас позволения отправиться в Каталаны.
– Ступай, дитя мое, ступай, – отвечал старый Дантес, – и да благословит тебя господь женой, как благословил меня сыном.
– Женой! – сказал Кадрусс. – Как вы, однако, спешите; она еще не жена ему как будто!
– Нет еще, но, по всем вероятиям, скоро будет, – отвечал Эдмон.
– Как бы то ни было, – сказал Кадрусс, – ты хорошо сделал, что поспешил с приездом.
– Почему?
– Потому что Мерседес – красавица, а у красавиц нет недостатка в поклонниках; у этой – особенно: они дюжинами ходят за ней.
– В самом деле? – сказал Дантес с улыбкой, в которой заметна была легкая тень беспокойства.
– Да, да, – продолжал Кадрусс, – и притом завидные женихи; но, сам понимаешь, ты скоро будешь капитаном, и тебе едва ли откажут.
– Это значит, – подхватил Дантес с улыбкой, которая едва прикрывала его беспокойство, – это значит, что если бы я не стал капитаном…
– Гм! Гм! – пробормотал Кадрусс.
– Ну, – сказал молодой человек, – я лучшего мнения, чем вы, о женщинах вообще и о Мерседес в особенности, и я убежден, что, буду я капитаном или нет, она останется мне верна.
– Тем лучше, – сказал Кадрусс, – тем лучше! Когда женишься, нужно уметь верить; но все равно, приятель, я тебе говорю; не теряй времени, ступай объяви ей о своем приезде и поделись своими надеждами.
