В этой части судна не было ничего, похожего на пробоину. Спокойствие, главное, не дергаться, он может вернуться, набрать побольше воздуха, снова погрузиться в свои исследования – у него вагон свободного времени… Он сдал назад на пару метров и уже собрался ретироваться, но тут сообразил. Потянулся к фонарю на лбу, выключил свет. Завертелся по сторонам – и уже на пятой секунде обнаружил полоску мутного света, исходящую от левого борта – практически у киля! Он подался туда, стараясь не сильно разводить руками, скорчился в три погибели, чтобы рассмотреть повреждение в корпусе.
Стык листов наружной обшивки был порван. Судя по всему, имело место воздействие извне. Как бы ни прохудилось это корыто, а расползтись естественным образом многочисленные накладки не могли – даже проржавев насквозь. Зияла дыра полметра шириной и сантиметров двадцать в высоту – даже голова не пролезет… Он уперся ногой в разорванный край… и что-то глухо треснуло, оторвался кусок обшивки, и он почувствовал, как потекла кровь из расцарапанной пятки. «Что же я делаю?» – ужаснулся Глеб, глядя на дыру, в которую, обладая должной сноровкой, мог бы протиснуться человек. Своими же ногами топлю судно, которому еще плыть и плыть! Ничего, они справятся. Контейнеровоз не потонет в одночасье, они сообразят хотя бы плот из обломков надстройки – рабочих рук хватает. Он ударил еще раз, еще и еще! И когда пробоина сделалась вполне достаточной, чтобы в нее, не обдирая кожу, проплыл человек, принялся подавать себя вверх поступательными движениями. Он чувствовал, как под мягким местом образуется бурление, закручивается водоворот…
Он всплыл под мятущимися огнями фонарей, жадно наполнял легкие воздухом, не мог надышаться. Пришел в себя, поплыл по-собачьи к товарищам.
– Ты хрена объелся, Глеб… – Голос Платона подрагивал от волнения. Спецназовцы вытаскивали его из воды, навалились со всех сторон, принялись обтирать заранее приготовленными вафельными полотенцами. – Ты точно хрена объелся, командир… Тебя не было почти четыре минуты, ты что там, ушами дышал? Мы уж чуть спасательную экспедицию за тобой не отправили, амфибия ты хренова…
– Нормально всё, мужики, нормально… – стучал зубами Глеб. – Один швейцарец проторчал под водой без воздуха больше девятнадцати минут – и ничего… А тут какие-то четыре…
– Швейцарец, да будет тебе известно, применил перед погружением ингаляцию обедненным кислородом, – бурчал Никита. – А еще он долго готовился, тренировался и нырял не в средоточии машин и механизмов… Ты нашел то, что искал, Глеб?
– Да… – Глеб кашлял, он все еще не мог отдышаться. – Дыра под нами, отсюда метра четыре вниз, я ее расширил, так что тонем, братцы, тонем, скоро будет повод продемонстрировать свои плотницкие навыки… Подождите, дайте отдышаться… В общем, так, товарищи офицеры. Сомневающиеся могут остаться. Остальным – раздеться до трусов, разрешаю оставить на ногах обувь. Двухсредные автоматы – за спину, подогнать ремни, чтобы не болтались. «Кедры» и прочее барахло оставить у двери – в случае успеха придем сюда с обратной стороны, разблокируем дверь и заберем свое хозяйство. Двигаться за мной, не отставать. Пролезаем через пробоину быстро, не ноем – и сразу наверх. Не забываем, что судно не стоит на месте – малейшее промедление, и самые нерасторопные останутся одни в открытом океане. Снаружи рядом с нами – винтовое хозяйство, корпус судна у киля изгибается, имеется выступ для винта, думаю, он еще не утонул. А теперь самое главное… – Он схватился за фонарь и принялся исследовать горы металлического хлама, загромождающие еще не затопленные углы. Повезло дико! Издавая довольное урчание, он принялся выволакивать со дна кучи обросший плесенью металлизированный трос с коушем на конце. Смерил длину – порядка десяти метров, более чем достаточно. Но коуш – не совсем то, что он хотел бы видеть на конце троса. Товарищи схватывали на лету – бросились разрывать горы мусора, отыскали увесистый ржавый крюк – и радости не было предела. Всем коллективом приторачивали его к свободному концу троса – вязали узлы, затягивали все втроем, рыча от натуги…
Он вынырнул с пилящей болью в плече – царапнул кожу о край отверстия. О боли лучше не думать, его накрыло мощной волной, отшвырнуло к ржавому борту – и для симметрии он распорол второе плечо! Ладно, эка невидаль… Он энергично заработал руками, держался на плаву, вытягивал шею, чтобы не нахлебаться. Поплыл вразмашку. Он оказался прав – килевая часть выступала за пределы крайней точки профиля судна и еще не окончательно ушла под воду. Ободранная, округлая, выступающая из воды на несколько десятков сантиметров – она была единственным островком безопасности в окружающем ужасе. Глеб подался к ней, мощно оттолкнулся ногами, расправил руки – и рывком вывалился на нее, ударившись грудью. Еще и мысль схватил дурную – вот так дельфины выпрыгивают из воды на край бассейна. Только у дельфинов получается изящнее… И тут же почувствовал, что скользит обратно, ужаснулся, завозил руками, вцепился обломанными ногтями в шершавую поверхность. Выбрался, шепча слова молитвы… Оцепенел, провалился в транс. Опомнился, подпрыгнул, оценивая на глазок, вместит ли этот отросток в теле контейнеровоза четверых не самых худеньких мужчин. Вроде может. Его окатывало брызгами, порывистый ветер дурил и кружил голову, он стоял на полусогнутых, исполняясь свежими впечатлениями. Вздымался океан без конца и без края. За спиной восьмиметровая, изъеденная коррозией глыба, на которой совершенно не за что зацепиться! Ладно, не время набираться свежих впечатлений. Подплыл Крамер с надутыми губами, он лег на живот, протянул руку, помог товарищу взобраться. Оба опасливо посмотрели наверх – не наблюдают ли за ними с кормы? Для этого нужно хорошенько перегнуться, но что мешает? Вынырнул Платон с вытаращенными глазами и тросом, обмотанным вокруг пояса – порядком дезориентированный, ошалевший, с распоротым ухом.
– Я, пожалуй, тоже в дрейф лягу… – прохрипел он.
– Я тебе лягу, греби сюда… – зашипел Глеб. – Учти, Платон, если мы тебя потеряем, то нам придется сидеть на этом отростке до полного логического завершения, то есть минут двадцать, а потом потонем на хрен! Разматывай трос, бросай…
Тот начал изворачиваться, завертелся вокруг оси, освобождаясь от металлизированного гнета. Ему удалось размотать пару метров, и тут все трое с ужасом обнаружили, что дистанция между ними и застрявшим в волнах Платоном начинает увеличиваться! К черту! Глеб оттолкнулся от металлической поверхности, погрузился в холодную воду, поплыл, яростно работая руками. Поднырнул, отыскал под водой округлый, весьма увесистый крюк, подался обратно. А Крамер, сплющившись на выступе, уже вытягивал, выворачивал из сухожилий руку, закусил до крови губу.
– Держи, – Глеб всучил ему крюк. – Только сам не свались, умоляю, Юрка…
Он находился в воде, пока Крамер, надрываясь и сквернословя, подтягивал к себе обалдевшего Платона.
– Девять жизней, говоришь? – хрипел Глеб, подсаживая товарища на спасительную поверхность. – Тогда у меня отличная для тебя новость, Платон, это была восьмая…
– Ох, спасибо, мужики, ох, выручили, и куда я без вас… – стонал Платон, вгрызаясь в металл едва ли не зубами. Встал на колени, мотая головой – дескать, ну и денек, – и принялся на пару с Крамером извлекать из океана командира.
