– Государь, речь идет не более не менее как о второй ночи святого Варфоломея.
– Против кого?
– Против гугенотов.
Присутствующие удивленно переглянулись.
– Примерно в какую сумму вам это обошлось? – спросил Шико.
– Семьдесят пять тысяч ливров одному и сто тысяч – другому.
Шико повернулся к королю.
– Хочешь, я всего за тысячу экю выдам тебе тайну, которую узнал господин де Морвилье? – воскликнул он.
Канцлер удивленно пожал плечами, а герцог Анжуйский скорчил такую благостную мину, которую на его лице еще и не видывали.
– Говори! – приказал король.
– Это – Лига, просто-напросто Лига, она образовалась десять лет назад. Господин де Морвилье выведал тайну, которую всякий парижский буржуа знает, как «Отче наш»…
– Сударь… – возмутился канцлер.
– Я говорю правду… и я докажу это, – заявил Шико непререкаемым тоном.
– Тогда назовите мне место, где собираются лигисты.
– Охотно: во-первых – на площадях и на улицах; во-вторых – на улицах и на площадях; и в-третьих – и на площадях и на улицах.
– Шутить изволите, господин Шико, – сказал канцлер, пытаясь изобразить улыбку. – А как они узнают друг друга?
– Они одеты точь-в-точь как и парижане и при ходьбе переставляют ноги по очереди, одну за другой, – с важным видом ответил Шико.
Это объяснение было встречено взрывом смеха, и даже сам канцлер, подумав, что правила хорошего тона требуют от него присоединиться к общему веселью, засмеялся вместе с другими. Но вскоре государственный муж опять посуровел.
– Мой лазутчик, – сказал он, – присутствовал на одном из их собраний, и оно происходило в том месте, которое господину Шико неизвестно.
Герцог Анжуйский побледнел.
– Где же? – спросил король.
– В аббатстве Святой Женевьевы.
Шико уронил бумажную курицу, которую он усаживал на адмиральский корабль.
– В аббатстве Святой Женевьевы! – воскликнул король.
– Это невероятно, – пробормотал герцог.
– Однако это так, – сказал Морвилье и победоносно оглядел собравшихся, весьма довольный произведенным им впечатлением.
– И что они делали, господин канцлер? Что они решили? – спросил король.
– Что лигисты выберут себе вождей, каждый записавшийся в списки Лиги добудет себе оружие, в каждую провинцию будет направлен представитель от мятежной столицы, и все гугеноты, любимчики вашего величества, так они выражаются…
Король улыбнулся.
– Будут истреблены в назначенный день.
– И это все? – сказал Генрих.
– Чума на мою голову! – воскликнул Шико. – Сразу видно, что ты католик.
– И это действительно все? – осведомился герцог.
– Нет, монсеньор…
– Чума на мою голову! Я думаю, что это не все! Если бы король за сто семьдесят пять тысяч ливров получил только это, он был бы вправе считать себя обокраденным.
– Говорите, канцлер, – приказал король.
– Есть вожди…
Шико заметил, что у герцога Анжуйского грудь от волнения бурно вздымается под камзолом.
– Так, так, так, – сказал он, – значит, у заговора есть руководители, удивительно! И все же, за наши сто семьдесят пять тысяч ливров нам следовало бы еще чего-нибудь подкинуть.
– Кто эти вожди… их имена? – спросил король. – Как их зовут, этих вождей?
– Во-первых, один проповедник, фанатик, бесноватый изувер, за его имя я заплатил десять тысяч ливров.
– И вы правильно сделали.
– Некто Горанфло, монах из монастыря Святой Женевьевы.
– Бедняга! – заметил Шико с искренним состраданием. – Было ему сказано: не суйся не в свое дело, ничего путного из этого не выйдет.
– Горанфло… – сказал король, записывая это имя, – хорошо… ну, дальше…
– Дальше… – повторил канцлер, явно колеблясь, – но, государь, это все.
И Морвилье еще раз оглядел собрание пытливым, загадочным взглядом, который, казалось, говорил:
«Если бы ваше величество остались наедине со мной, вы узнали бы и еще много чего».
– Говорите, канцлер, здесь только мои друзья, говорите.
– О государь, тот, чье имя я не решаюсь назвать, также имеет могущественных друзей.
– Возле меня?
– Повсюду.
– Да что, эти друзья сильнее меня? – воскликнул Генрих, бледнея от гнева и тревоги.
– Государь, тайны не объявляют во всеуслышание. Простите меня, я государственный человек.
– Это верно.
– И весьма разумно, – подхватил Шико. – Но мы здесь все – люди государственные.
– Сударь, – сказал герцог Анжуйский, – ежели ваше известие не может быть оглашено в нашем присутствии, то мы выразим королю наше нижайшее почтение и удалимся.
Господин де Морвилье пребывал в нерешительности, Шико следил за его малейшим жестом, опасаясь, что канцлеру, каким бы наивным он ни казался, удалось разузнать нечто более важное, чем его предыдущие сообщения.
Король знаками приказал: канцлеру – подойти, герцогу Анжуйскому – оставаться на месте, Шико – замолчать, а трем фаворитам – заняться чем-нибудь другим.
Тотчас же господин де Морвилье начал склоняться к уху его величества, но он не проделал и половины этого размеренного и грациозного телодвижения, выполнявшегося им по всем правилам этикета, как во дворе Лувра раздался сильный шум. Король резко выпрямился, Келюс и д’Эпернон бросились к окну, герцог Анжуйский положил руку на рукоять шпаги, словно эти звуки таили в себе какую-то опасность для его особы.
Шико встал из-за стола и следил за всем происходящим во дворе и в зале.
– Вот как! Монсеньор де Гиз! – закричал он первым. – Монсеньор де Гиз пожаловал в Лувр.
Король вздрогнул.
– Это он, – хором подтвердили миньоны.
– Герцог де Гиз? – пролепетал брат короля.
– Удивительно… не правда ли? Каким образом герцог де Гиз оказался в Париже? – медленно произнес король, прочитавший в оторопелом взгляде господина де Морвилье то имя, которое канцлер хотел шепнуть ему на ухо. – Сообщение, которое вы для меня приготовили, касалось моего кузена де Гиза, не так ли? – тихо спросил он у канцлера.
– Да, государь, это он председательствовал на собрании… – в тон ему ответил Морвилье.
