На короткий миг огромную тучу расколола молния, и принцу показалось, что он заметил внизу, во рву, тех, кого безуспешно искал на берегу.
Заржала лошадь, сомнения больше не было: его ждут.
Герцог потряс лестницу, проверяя, хорошо ли она укреплена, потом перенес ногу через перила и поставил ее на первую перекладину.
Невозможно описать ту смертельную тоску, от которой сжалось в эту минуту сердце узника. Эта зыбкая шелковая лестница была его единственной опорой, единственным спасением от страшных угроз брата.
Но лишь только принц поставил ногу на первую перекладину, он тут же почувствовал, что лестница, вместо того чтобы начать раскачиваться, как он ожидал, напротив, натянулась. Она не стала вращаться, как это было бы естественно в подобном случае, и вторая перекладина сразу же оказалась под другой его ногой.
Кто же – друг или враг – удерживал внизу лестницу? Что ждало его там: руки, раскрытые для объятия, или руки, сжимающие оружие?
Неодолимый ужас овладел принцем. Его левая рука все еще держалась за перила балкона, и он сделал движение, чтобы подняться обратно.
Невидимый человек, ждавший принца у подножия стены, словно угадал, что происходит в его душе, ибо в ту же минуту Франсуа почувствовал, как лестница под его ногами несколько раз легонько вздрогнула, будто подбадривая его.
«Лестницу внизу держат, – сказал он себе, – значит, не хотят, чтобы я упал. Смелей!»
И он продолжал спускаться. Веревки были словно палки, так туго их натянули.
Франсуа заметил, что лестницу стараются держать на удалении от стены, чтобы ему легче было ступать на перекладины.
Обнаружив это, он стрелой ринулся вниз, скорее скользя на руках, чем ступая на перекладины, и принося в жертву стремительному спуску подбитые мехом полы своего плаща.
Внезапно, когда принц должен был вот-вот стать на землю, которая – он это инстинктивно чувствовал – была уже близко, его подхватили сильные руки, и чей-то голос прошептал ему на ухо два слова:
– Вы спасены.
Затем его донесли до противоположного ската рва и стали подталкивать вверх по дорожке, проложенной среди осыпавшейся земли и камней. Наконец он добрался до гребня. На гребне их ждал второй человек, который схватил принца за ворот и вытащил его наверх, а затем, оказав ту же услугу его спутнику, согнулся в три погибели, словно старик, и побежал к реке.
Кони стояли там же, где Франсуа увидел их с самого начала.
Принц понял, что путь назад ему заказан – он полностью во власти своих спасителей.
Он бросился к одному из трех коней и прыгнул в седло, оба его спутника последовали его примеру.
Тот же голос, который раньше шептал ему на ухо, сказал так же лаконично и таинственно:
– Гоните!
И все трое пустили своих коней в галоп.
«Пока все идет хорошо, – подумал принц, – будем надеяться, что продолжение этой истории не вступит в противоречие с ее началом».
– Благодарю, благодарю, мой храбрый Бюсси, – тихонько шепнул принц своему правому спутнику, укутанному до самого носа в огромный коричневый плащ.
– Гоните, – ответил тот из глубин своего плаща.
Он сам подал пример, и кони вместе со своими всадниками полетели дальше, словно три черные тени.
Так они доскакали до большого рва Бастилии и промчались по временному мостику, наведенному накануне лигистами, которые, не желая, чтобы их связь с друзьями в провинциях была прервана, прибегли к этому средству, обеспечивавшему им сообщение с тылом.
Три всадника направились в сторону Шарантона. Конь принца, казалось, летел на крыльях.
Вдруг правый спутник перемахнул через придорожную канаву и углубился в Венсенский лес, бросив, с присущим ему лаконизмом, всего лишь одно слово:
– Сюда.
Левый спутник молча повернул вслед за ним. За все время он не проронил ни звука.
Принцу не пришлось даже пустить в ход поводья или колени, чтобы направить свою лошадь: благородное животное так же резво перескочило через канаву, как два других коня, и на ржание, которое оно издало при этом, откликнулись из глубины леса несколько лошадей.
Принц хотел было остановить коня, потому что испугался, не завлекли ли его в какую-нибудь засаду.
Но было слишком поздно: конь летел, закусив удила. Однако, заметив, что две другие лошади перешли на рысь, он сделал то же, и вскоре Франсуа очутился на какой-то поляне, где его взору предстал отряд из восьми или десяти всадников. Они стояли в строю, и блики луны играли на их кирасах.
– О! О! – произнес принц. – Что это означает, сударь?
– Святая пятница! – воскликнул тот, к кому был обращен вопрос. – Это означает, что мы в безопасности.
– Это вы, Генрих?! – вскричал пораженный герцог Анжуйский. – Вы – мой освободитель?!
– А что в том удивительного, – ответил Беарнец, – разве мы не союзники?
Он оглянулся, ища взглядом своего спутника.
– Агриппа, – сказал он, – куда ты запропастился, дьявол тебя побери?
– Я здесь, – ответил д’Обинье, который до сих пор не раскрывал рта. – Ну знаете, если вы будете так обращаться с вашими лошадьми… при том, что у вас их так много…
– Полно, полно! – остановил его король Наваррский. – Не ворчи, ведь у нас еще есть две свежие, отдохнувшие. На них мы сможем сделать дюжину лье без остановок, а это все, что мне надо.
– Но куда вы меня везете, кузен? – спросил с беспокойством Франсуа.
– Куда вам будет угодно, – сказал Генрих, – только едемте быстрее, потому что д’Обинье прав: в конюшнях короля Франции побольше лошадей, чем в моих. Он достаточно богат для того, чтобы загнать два десятка коней, если ему взбредет в голову настигнуть нас.
– Я и в самом деле могу ехать, куда захочу? – спросил Франсуа.
– Разумеется, и я жду ваших указаний, – сказал Генрих.
– Что ж, тогда – в Анжер.
– Вы хотите ехать в Анжер? Поедем в Анжер. Оно и верно, там вы у себя дома.
– А вы, кузен?
– Я? Возле Анжера я с вами расстанусь и поскачу в Наварру, где меня ждет моя милая Марго; должно быть, она очень по мне соскучилась!
– Но никто не знал, что вы были в Париже? – сказал Франсуа.
– Я приезжал, чтобы продать три брильянта моей жены.
– А! Прекрасно.
– И заодно разведать, действительно ли эта Лига собирается погубить меня.
– Вы же видите, что об этом нет и речи.
