– Да, благодаря вам.
– Как это благодаря мне?
– Ну да, конечно, – если, вместо того чтобы отказаться быть главой Лиги, узнав, что она направлена против меня, вы согласились бы занять это место и объединились с моими врагами, я бы погиб. Поэтому, когда мне сообщили, что король покарал вас за неповиновение тюрьмой, я поклялся вытащить вас из нее – и вытащил.
«Все такой же простак, – сказал себе герцог Анжуйский, – даже совестно его обманывать, право».
– Поезжайте, кузен, – сказал с улыбкой Беарнец, – поезжайте в Анжу. А! Господин де Гиз, вы считаете, что ваша взяла, но я посылаю вам довольно опасного компаньона, берегитесь!
И так как к ним уже подвели свежих коней, которых потребовал Генрих, оба вскочили в седло и поскакали из лесу. Агриппа д’Обинье скакал за ними, ворча что-то себе под нос.
Глава XIII
Подруги
Пока Париж весь кипел, как огромный котел, графиня де Монсоро под охраной своего отца и двух слуг, из тех молодцов, которых в те времена вербовали для любого похода в качестве вспомогательных войск, держала путь к Меридорскому замку, проезжая каждый день по десять лье.
Она тоже начинала наслаждаться свободой, столь драгоценной для всякого, кому пришлось много выстрадать.
Чистая лазурь над полями вместо вечно хмурого неба, нависающего, словно траурный креп, над черными башнями Бастилии, уже зазеленевшие деревья, длинные волнистые ленты живописных дорог, бегущих через лесные чащи, – все это казалось ей молодым и свежим, новым и восхитительным, словно она и в самом деле встала из могилы, где, как думал ее отец, она была погребена.
Что же до старого барона, то он помолодел на двадцать лет.
Глядя на то, как браво он держится в седле и пришпоривает своего старого Жарнака, можно было принять этого благородного сеньора за одного из тех престарелых женихов, которые всюду сопровождают свою юную невесту, не спуская с нее влюбленных глаз.
Мы не станем описывать это долгое путешествие.
Ничего существенного, кроме восхода и захода солнца, не происходило.
Иной раз Диана, потеряв терпение, вскакивала с постели, когда окна гостиницы еще были посеребрены лунным светом, будила барона, расталкивала крепко спящих слуг, и они отправлялись в дорогу под ярко сияющей луной, чтобы выиграть несколько лье на этом длинном пути, казавшемся молодой женщине бесконечным.
И надо было видеть ее, когда посреди дороги она вдруг пропускала вперед сначала Жарнака, гордого тем, что он перегнал всех, затем слуг и оставалась одна на каком-нибудь пригорке – поглядеть, не следует ли кто-нибудь за ними по долине. Удостоверившись, что долина пустынна, не обнаружив на ней ничего, кроме рассеянных по лугам стад или безмолвной колокольни какого-нибудь городка, торчащей далеко позади, она нагоняла своих, охваченная еще большим нетерпением.
Тогда отец, который исподтишка подглядывал за ней, говорил:
– Не бойся, Диана.
– Не бояться? Чего же, отец?
– Разве ты не смотришь, не следует ли за нами господин де Монсоро?
– А, это верно… Да, я смотрю, – отвечала молодая женщина, снова бросая взгляд назад.
Вот так, переходя от одних опасений к другим, от надежды к разочарованию, Диана прибыла к концу восьмого дня в Меридорский замок и была встречена у подъемного моста госпожой де Сен-Люк и ее мужем, которые во время отсутствия барона выполняли роль хозяев замка.
И для этих четырех началась та жизнь, о какой мечтает каждый из нас, читая Вергилия и Феокрита.
Барон и Сен-Люк охотились с утра до ночи. По следам их коней мчались доезжачие.
Собаки лавиной скатывались с вершины холма, преследуя зайца или лисицу, и когда из лесу доносился громкий шум этой неистовой погони, Диана и Жанна, сидевшие рядом на мху, в тени деревьев, вздрагивали, но затем снова возвращались к своей нежной и полной тайн беседе.
– Расскажи мне, – говорила Жанна, – расскажи мне обо всем, что было с тобой в могиле, ведь все мы считали тебя умершей… Погляди, боярышник в цвету роняет на нас свои последние снежинки, бузина шлет нам свой пьянящий аромат. В ветвях дубов играют солнечные блики, в воздухе – ни дуновения, в парке – ни души; лани разбежались, заслышав, как дрожит земля, а лисицы забились в свои норы. Расскажи мне, сестричка, расскажи.
– Что я тебе говорила?
– Ты ничего мне не говорила. Итак, ты счастлива? А что же тогда означают эти голубые тени под прекрасными глазками, перламутровая бледность твоих щек, трепещущие веки и губы, напрасно пытающиеся улыбнуться… Диана, у тебя есть о чем рассказать мне.
– Да нет же, нет.
– Значит, ты счастлива… с господином де Монсоро?
Диана задрожала всем телом.
– Вот видишь! – воскликнула Жанна с ласковым упреком.
– С господином де Монсоро! – повторила Диана. – Зачем ты произнесла это имя? Зачем ты вызвала этот призрак сюда, где нас окружают деревья, цветы, где мы счастливы?
– Что ж, теперь я знаю, почему под твоими прекрасными глазами синяки, почему эти глаза так часто поднимаются к небу; но я все еще не знаю, почему твои губы пытаются улыбнуться.
Диана грустно покачала головой.
– Ты, кажется, мне говорила, – продолжала Жанна, обвивая своей белой, полной рукой плечи Дианы, – говорила мне, что господин де Бюсси отнесся к тебе с большим участием…
Диана покраснела так сильно, что ее нежное, круглое ушко словно пламенем вспыхнуло.
– Этот господин де Бюсси обаятельный человек, – сказала Жанна.
И она запела:
Кто первый задира у нас?
Конечно, Бюсси д’Амбуаз.
Диана склонила голову на грудь подруги и подхватила голосом более нежным, чем голоса распевающих в листве малиновок:
Кто верен и нежен, спроси.
Ответят: «Сеньор…
– Де Бюсси!.. – закончила за нее Жанна, весело целуя подругу в глаза. – Ну, назови наконец это имя.
– Хватит глупостей, – сказала вдруг Диана, – господин де Бюсси не вспоминает более о Диане де Меридор.
– Вполне возможно, – ответила Жанна, – но я склонна думать, что он очень нравится Диане де Монсоро.
– Не говори мне этого.
– Почему? Разве это тебе неприятно?
Диана не ответила.
– Говорю тебе, что господин де Бюсси не вспоминает обо мне и правильно делает… О! Я струсила, – прошептала она.
– Что ты сказала?