– И убить меня! Не правда ли? Пока я буду глядеть на тебя? Если бы я был приговорен, Диана, и мне предложили бы самому выбрать себе смерть, я выбрал бы эту.
– Да, но ты не приговорен, и речь идет не о том, как умереть, а, напротив, о том, как остаться в живых.
– Я и останусь в живых, будь спокойна. К тому же, уверяю тебя, у меня хорошая поддержка. Ты не знаешь моих друзей, а я их знаю: Антрагэ владеет шпагой не хуже меня; Рибейрак хладнокровен в бою, в нем кажутся живыми только глаза, которыми он пожирает противника, и рука, которой он наносит ему удары; Ливаро отличается тигриной ловкостью. Поверь мне, Диана, у нас замечательная партия, даже чересчур замечательная. Мне хотелось бы больше опасности, чтобы было больше чести.
– Что ж, я тебе верю, друг мой, и улыбаюсь, ибо надеюсь на тебя. Только слушай меня и обещай мне повиноваться.
– Обещаю в том случае, если ты не прикажешь мне уйти отсюда.
– Я как раз хочу обратиться к твоему трезвому уму.
– Тогда не надо было сводить меня с ума.
– Без каламбуров, мой прекрасный дворянин, покоряйтесь. Любовь доказывают покорностью.
– Что ж, повелевай.
– Милый друг, у тебя утомленные глаза, тебе нужно хорошенько выспаться. Уходи!
– Как, уже!
– Я еще обращусь с молитвой к богу, а ты меня поцелуешь.
– Это к тебе надо обращаться с молитвой, как обращаются к святым.
– А ты думаешь, святые богу не молятся? – сказала Диана, опускаясь на колени.
Ее устремленный кверху взор, казалось, искал бога, там – за потолком, в синих глубинах небосвода, а слова рвались прямо из сердца.
– Господь мой, – молила она, – если ты желаешь, чтобы раба твоя была счастлива и не умерла от отчаяния, защити того, кого ты поставил на пути моем, дабы я его любила и любила лишь его одного.
Она уже произносила последние из этих слов и Бюсси наклонился, чтобы обнять ее и привлечь ее лицо к своим губам, когда внезапно со звоном вылетело одно из оконных стекол, а за ним и вся рама, и они увидели, что на балконе стоят трое вооруженных людей, а четвертый перелезает через перила. Лицо его было закрыто маской, в одной руке он держал пистолет, в другой – обнаженную шпагу.
На одно мгновение Бюсси оцепенел, застыл, потрясенный страшным криком, который вырвался у Дианы, бросившейся ему на шею.
Человек в маске подал знак, и три его спутника сделали шаг вперед. Один из этих трех был вооружен аркебузой.
Левой рукой Бюсси отстранил Диану, а правой в то же мгновение выхватил из ножен шпагу.
Потом, собравшись с мыслями, он медленно опустил ее, не теряя из виду своих противников.
– Вперед, вперед, мои удальцы, – произнес мрачный голос из-под бархатной маски. – Он уже наполовину мертв от страха.
– Ты ошибаешься, – ответил Бюсси, – страх мне неведом.
Диана рванулась было к нему.
– Отойдите в сторону, Диана, – сказал он твердо. Но она, вместо того чтобы повиноваться, снова бросилась ему на грудь.
– Так меня убьют, сударыня, – сказал он.
Диана отошла, оставив Бюсси лицом к лицу с врагами. Она поняла, что может помочь своему возлюбленному только одним способом: безропотно подчиняясь.
– А-а! – сказал мрачный голос. – Это и в самом деле господин де Бюсси, а я-то, простак, не хотел верить. Вот это друг! Замечательный друг, настоящий.
Бюсси молчал. Кусая губы, он оглядывал комнату, чтобы оценить, какие у него будут возможности для сопротивления, когда дело дойдет до схватки.
– Он узнаёт, – продолжал голос, насмешливый тон которого делал еще более страшным его низкое, мрачное звучание, – он узнает, что главный ловчий в отъезде, что жена осталась одна, что ей, быть может, страшно, и является составить ей компанию. И когда же? Накануне поединка. Я повторяю: вот настоящий, замечательный друг!
– А! Это вы, господин де Монсоро, – сказал Бюсси. – Прекрасно. Сбросьте вашу маску. Я уже знаю, с кем имею дело.
– Я так и поступлю, – ответил главный ловчий.
И он отшвырнул свою черную бархатную маску далеко в сторону.
Диана слабо вскрикнула.
Бледность графа была бледностью мертвеца, улыбка его – улыбкой демона.
– Вот так. Пора кончать, сударь, – сказал Бюсси. – Мне не по душе лишние разговоры. Произносить речи перед дракой – это годится для героев Гомера, на то они и полубоги, а я человек, но, заметьте, человек, лишенный страха. Нападайте или прочь с дороги!
Монсоро ответил хриплым, пронзительным смехом, который заставил Диану вздрогнуть, а Бюсси привел в ярость.
– Прочь с дороги! – повторил молодой человек, и кровь, прилившая до этого к его сердцу, бросилась ему в голову.
– Ого! Прочь с дороги? – воскликнул Монсоро. – Вы, кажется, так сказали, господин де Бюсси?
– Тогда скрестим наши шпаги и покончим с этим, – сказал молодой человек, – я должен вернуться домой, а живу я далеко.
– Вы пришли, чтобы остаться здесь на ночь, сударь, – сказал главный ловчий, – и вы здесь останетесь.
Тут над перилами балкона показались головы еще двух человек; эти двое перелезли через балюстраду и встали рядом со своими товарищами.
– Четыре плюс два – шесть, – сказал Бюсси. – А где же остальные?
– Они у дверей и ждут, – сказал главный ловчий.
Диана упала на колени, и, хотя она делала отчаянные усилия, чтобы совладать с собой, Бюсси услышал ее рыдания.
Он быстро взглянул на нее, затем снова перевел взгляд на графа и, после секундного размышления, сказал:
– Любезный сударь, вам известно, что я человек чести?
– Да, – сказал Монсоро, – вы такой же человек чести, как эта госпожа целомудренная женщина.
– Хорошо, сударь, – ответил Бюсси, слегка кивнув головой, – сказано сильно, но это заслуженно, и мы рассчитаемся за все разом. Одно только: завтра у меня поединок с четырьмя известными вам дворянами, и первенство принадлежит им, а не вам, поэтому я прошу оказать мне любезность и позволить мне сегодня удалиться, под залог слова, что мы с вами снова встретимся, тогда и там, где вам будет угодно.
Монсоро пожал плечами.
– Послушайте, – сказал Бюсси, – клянусь богом, сударь, когда я дам удовлетворение господам де Шомбергу, д’Эпернону, де Келюсу и де Можирону, я буду в вашем распоряжении, целиком в вашем и только в вашем. Если они убьют меня, что ж, вы будете отомщены их руками, вот и все. Если же, напротив, я окажусь в состоянии расплатиться с вами сам…
