– Сынки!.. Стреляйте… бейте гадов…
Потом удар и испуганно-злобное причитание на киргизском, снова удар. Насколько понял Новиков, таким образом заложника «просили» не открывать рта.
– Хорошо, я сдаюсь! – вдруг решительно заявили из-за стены. – Забирайте заложника, он не может ходить!
– Брось оружие сюда! – грозно скомандовал Владимир, не веря в такую удачу. – Сам ложись на пол!
В двери с глухим стуком вылетел пистолет, закрутился волчком на скользком деревянном полу. Владимир шагнул вперед.
Сообразил, что делает несусветную глупость, только когда встретился лицом к лицу с обезумевшим от безысходности тощим парнем в сине-красном спортивном костюме. Прячась за изможденного старика, привязанного к стулу, он сжимал в руках помповое ружье и сдаваться не собирался.
Долю секунды противники рассматривали друг друга. Но Владимиру показалось, что он попал в один из кошмарных снов, где все движения замедленны и мышцы не поспевают за мозгом; мысли, как на буксире, тащат за собой непослушное тело.
Худосочный истошно заорал и рванул спусковой крючок. Новиков мог сделать это одновременно с ним или даже раньше: указательный палец уже дернулся, вдавливая скобу. Но между его «узи» и врагом был еще один, ни в чем не повинный человек, и рука доктора замерла на полпути, так и не заставив автоматный боек сорваться.
Вспышка ослепила офицера, потолок и стены отчего-то пришли в движение, понеслись наискосок, постепенно тая во тьме. Грудь словно сдавило огромными клещами…
24. Бишкек
– Лежать, тварь!!!
Бородатый киргиз, придерживая коленом руль, на ходу пытался избавиться от сковывающего движения плаща. «Мерседес» на приличной скорости несся по начавшему оживать проспекту. Рядом, скрючившись и забившись в дальний от водителя угол, всхлипывала девушка в перепачканном пылью медицинском халате.
Вывернув после долгих мучений рукав, главарь банды перехватил рукой с пистолетом рулевое колесо и, стреляя глазами то на дорогу, то на пленницу, нервно стряхнул длиннополый плащ со второго плеча.
На повороте Юлию качнуло. Чтобы удержаться на месте, она вцепилась в подлокотник. Бандит тут же схватил свой видавший виды «ТТ» и жестко ткнул им в шею, сопровождая свои действия свирепым рыком:
– Не дергайся, сука! Только попробуй пошевелиться, я тебе… я… Хочешь, ногу тебе прострелю? А, шалава?
Переведя ствол вниз, он ударил им в колено, оставив на нем ссадину. Девушка вскрикнула, слезы сильнее покатились по щекам.
Уголовник ухмыльнулся, снова положил руку с пистолетом на руль. Но глаз с заложницы сводить не стал, внимания не ослабил.
– Что-то не похожа ты на крутую, – довольно ощерился он. – Хотя… если ты как-то из рабства вывернулась…
Шины чаще забились о неровности на дороге – «мерс» выскочил на окраину и устремился на юг. Многоэтажки за окнами сменились частными домами, все чаще попадались участки, огороженные колышками, кое-где на которых стояли юрты или просто палатки. Самозахват столичных земель набирал силу.
– Я думал, тебя уже трахают в каком-нибудь турецком отеле, хотел зайти при случае в гости, – нервно хохотнул бандит. Адреналин в крови, поднятый перестрелкой, еще не улегся. – А ты, оказывается, уже на свободе… Ну, ничего. Теперь не вырвешься. Сначала ты мне все-все расскажешь: и как ты выбралась, и кто ты на самом деле такая, и где твоего любовничка из посольства отыскать. А потом я найду тебе применение. Конечно, если будешь вести себя хорошо и мне не придется тебя калечить…
Перед глазами Юлии снова пронесся пережитый ею кошмар. Неужели он снова повторится? Теперь ей точно придется сгнить в неволе – второго шанса на избавление судьба не подарит. Спасать ее тоже некому – когда бородатый тащил ее за волосы к машине, она споткнулась о ботинок Злого, который с простреленной головой лежал на крыльце в луже крови. А у раненого доктора точно нет никаких шансов выжить в доме, кишащем отморозками. Она опять одна-одинешенька со своей бедой.
Не видя ничего кругом от слез, Юлия нащупала ручку двери и резко дернула ее, навалившись плечом. Воздушный поток ворвался в салон, засвистел, мягко хлестанул по мокрым щекам. Сплошной серой полосой замельтешил приближающийся к лицу асфальт.
– Стой, стерва!
Цепкие пальцы водителя ухватились за халат. Непрочная ткань затрещала, расползаясь по швам. Юля, почуяв дух свободы, лягалась из последних сил. Пусть выпав на такой скорости, выжить почти невозможно, но только не обратно! Только не в рабство!
Бородатый, матерясь и скрежеща зубами, нажал на тормоз – упускать добычу не хотелось. Наполовину высунувшуюся из кузова Юлию инерцией швырнуло вперед. Попав пяткой в плечо бандиту, девушка заставила его разжать пальцы…
25. Пригород Бишкека
Сердце старика сжалось, съежилось от боли. О себе он уже не думал: изрезанные в лохмотья ноги продолжали медленно истекать кровью, а с нею уходили и последние силы. Но он-то свое пожил, а парнишка ведь молодой совсем! Как все нелепо, как обидно…
Кто этот молодой человек, опрометчиво кинувшийся к нему на выручку, Семенычу было неизвестно. Но, раз бросился, значит, свой. А этот мерзавец, пришедший за ребенком с оружием, поймал его простейшей уловкой. И теперь, насмехаясь, стоит над поверженным врагом.
Тщедушный уголовник, широко расставив ноги и склонив голову набок, разглядывал неподвижно лежащего на полу человека в белом халате. Черное рваное пятно на груди смотрелось зловеще.
– Хотел меня взять, урод! – плевал он словами. – Ну, кусок дерьма, на, возьми!
Дрожащими от непрошедшего волнения и злобы руками тощий передернул помпу, выбросив дымящуюся гильзу. Коротко звякнув, та покатилась под раковину. Такой быстрой победы бандиту было недостаточно, хотелось наказать сильнее человека, чуть не заставившего наложить в штаны. Теперь, когда опасность и страх отступили, хотелось мстить и мстить!
Вскинув дробовик, он прицелился в безмятежное бледное лицо с плотно сомкнутыми ресницами. Даже сейчас он продолжал ощущать страх перед уже неопасным противником, что приводило его в бешенство.
– Будь ты проклят, убийца! – Хриплый голос за спиной заставил уголовника вздрогнуть и оглянуться. – Гореть тебе в аду, слышишь?!
Окровавленный всклокоченный старик, шепчущий проклятья на пороге собственной смерти, был страшен. Доходяга с ружьем попятился, потом развернул ружье в его сторону:
– Закрой свой поганый рот! Замолчи!
– Пусть покарает тебя Аллах! – собрав остатки воздуха в легких, выкрикнул дед, чувствуя, как тускнеет свет в глазах. – Гореть тебе в аду!
Суеверие заставило тщедушного уголовника мелко задрожать в коленях.
– Иди туда сам, старый черт! – заорал он, и конец фразы потонул в громе выстрела.
