– Да ничего, – заявил Локис. – Ты безгранично веришь этому чекисту с горячим сердцем и холодной головой? Лично я бы этого не делал!
– Володя, – вмешалась Анна, – что с вами такое творится? Мне этот Дрозд кажется вполне порядочным человеком…
– Как говаривал один мой знакомый, – в сердцах перебил девушку разведчик, – гэбист не может быть порядочным человеком.
– Ну, знаешь ли! – возмутился Купец. – Ты говори, да не заговаривайся! Сам, что ли, без греха? Не забывай, что он такой же спецназовец, как и мы с тобой.
Володя и сам понял, что ляпнул что-то не то.
– Ладно, – примирительно проговорил он. – Замнем для ясности. Только объясни мне, ради бога, на хрена везти этого урюка в госпиталь? Что, нельзя наложить гипс здесь? Это же риск! Он может сбежать, его могут отбить свои же… Не забывай, что в нас стреляли не столько полицейские, сколько кто-то второй, а может, и третий… Пойми, стрелял снайпер. Плохой, но снайпер! Да, в конце концов, этот Дрозд сам может не отдать его нам! Придумает какую-нибудь байку, а мы окажемся в большой ж…
– Да с чего ты это взял? – начал заводиться Купец. – И вообще, на хрена Шурке это надо? Лишняя звездочка? Ступенька на карьерной лестнице? Внеочередная премия? Что он с этого иметь будет, кроме лишних проблем?
– Мальчики, – вмешалась Анна, – хватит спорить, давайте перекусим. Я тут кое-что приготовила на скорую руку…
Несмотря на все трудности еще не закончившегося дня, аппетит у десантников не пропал. Поэтому предложение Ани оказалось своевременным. Конечно, Корнейчик не повар-виртуоз, а те полуфабрикаты, которые она обнаружила в холодильнике, не относились к деликатесам, но разведчики с удовольствием уплетали все, что было на столе.
Наевшись, Володя откинулся на спинку полукресла.
– Ладно, какие у нас планы на ближайшее время? – с видом сытого кота спросил он. – Кстати, надо бы и этого, Гудаева, покормить…
– Я отнесу, – встрепенулась Аня.
– Сиди уж, – махнул ладонью Локис. – Ему сейчас только жиденькую пищу можно.
– Ага, – хохотнул Демидов, – сухариков ему отнеси, пусть похрумкает!
– Не язви, – бросил Локис, набирая со стола пищу помягче. – Аня, завари ему бульон какой-нибудь и трубочку дай…
Девушка кивнула и, вскочив, начала по новой разогревать чайник. Володя, тяжело ступая, скрылся за дверью мастерской.
Гудаев находился в той же позе, в которой его оставил Демидов, когда Бертран осматривал Люка. Он сидел в полукресле, поджав под него ноги. Обе руки у него были пристегнуты к токарному станку. Лицо хмурое и неприветливое. Левая половина физиономии распухла так, что рот почти не открывался.
– На, – Локис поставил перед ним тарелку и начал отстегивать один наручник, – попробуй поесть.
Эмиссар зло сверкнул на Володю глазами. Тот, не обращая на это никакого внимания, опять пристегнул освободившийся наручник к станку.
– Да не зыркай, не зыркай, – хмыкнул разведчик, – меня этим не испугаешь. Я и не такое в своей жизни видел…
Он присел на верстак. От сытости и вида поверженного противника Локиса потянуло на философско-душещипательные разговоры.
– Вот скажи, Салман, – проговорил он, закуривая, – какого хрена ты от нас бегал? Неужели надеялся, что удастся спрятаться? На защиту демократических стран небось рассчитывал?
Гудаев молчал. Он разминал освобожденное от кольца наручников запястье и недобро, исподлобья, смотрел на говорившего человека. К принесенной еде он не притрагивался, даже не смотрел на нее.
– Только ведь ничего у тебя не получилось, – продолжал рассуждать Володя. – У нас государство очень не любит, когда его за нос водят…
– Ты зачем пришел, русский? – шепеляво спросил Гудаев, не сводя с Володи злого, ненавидящего взгляда. – Смеяться надо мной пришел? Если бы ты ко мне в Ичкерии в плен попал, я бы над тобой не смеялся. Я бы тебя зубами рвал! Я бы из твоей спины для своих джигитов ремни резал! Я бы…
– Да хватит якать-то, – перебил его Локис почти добродушно. – Я не смеяться пришел, я понять хочу, что же ты за человек такой? Хотя нет, до человека ты не дотягиваешь. Вот на зверька тянешь, а на человека – никак…
– Я воевал за свою землю, за свободу своего народа…
– Ой, какая старая песня! – закатил глаза Володя. – У меня даже уши в трубочку сворачиваться стали. Неужели ты все еще надеешься кого-то этим одурачить? Хоть самому себе-то не ври, урюк ты сушеный! Тебе на свободу наплевать. И на демократию тоже. Тебе бабло нужно было и власть, чтобы это бабло воровать никто не мешал. Ты и в Англию из-за этого смылся. Потому что там все то ворье собралось, которое тебе воевать в первую кампанию помогало. С деньгами собралось. С очень большими деньгами. Вот ты и рванул в Англию, а не в Америку, где у тебя нет ни хрена. А теперь рассказываешь мне тут сказки про белого бычка… Чего не ешь-то? Брезгуешь, что ли?
– Забери свою собачью жратву! – зло выкрикнул Гудаев, смахивая поставленную перед ним тарелку. Та с жалобным звоном разбилась, еда расплескалась по полу.
– Дурак ты, Салман, – с сожалением проговорил Локис и нагнулся, чтобы собрать осколки.
Несмотря на философский настрой, осторожности Володя не утратил. Поэтому движение справа, там, где сидел Гудаев, он скорее почувствовал, чем увидел. Резко перекатившись вперед, вскочил на ноги, принимая боевую стойку. В следующее мгновение каблук дорогого английского ботинка громко впечатался в пол в том месте, где только что была голова Локиса.
– А ты, Салман, опасный зверек, – засмеялся Володя. – А главное – коварный. Только напрасно все это. Хоть трупом, но в Россию мы тебя довезем.
Гудаев сверлил разведчика горящим взглядом, словно хотел прожечь им дырку в груди Володи.
– Ладно, – проговорил Локис, понимая, что разговаривать «по душам» с пленным совершенно бесполезно. – Есть ты, похоже, не хочешь. Так что побибикал – и в гараж. Хорошего, как говорится, понемногу.
Понимая, что на одной попытке напасть Гудаев вряд ли остановится, Володя, соблюдая осторожность, подошел к нему.
– Только не вздумай брыкаться, – предупредил он. – Иначе я тебе вторую челюсть вынесу. Я это делать умею…
Договорить Володя не успел. Гудаев, видимо желая показать воспетый некогда русскими классиками «свободный горский дух», повторил попытку напасть на разведчика. В тот момент, когда Володя потянулся к пленному, чтобы прицепить его руку, Гудаев неуловимым движением выхватил из-за спины токарную стамеску – длинный широкий инструмент, заточенный с торца до бритвенной остроты. Видимо, мастер, после того как работал, оставил его на станке, а Купец по какой-то причине не заметил.
Но Гудаев не учел особенностей полукресел стиля рококо, которые, в отличие от более поздних своих собратьев двадцатого века, имели высокие подлокотники, преимущественно закрытые. Именно эта особенность мебели восемнадцатого века спасла жизнь Локису. Для того чтобы вытащить свое оружие, а потом размахнуться и нанести сбоку или сверху смертельный удар, Гудаеву пришлось бы вытягивать руку высоко вверх. Сделать это быстро, а тем более незаметно, он никак не мог, поскольку стамеска была довольно длинной. Кроме того, Салман сидел в полукресле, плотно прижавшись к его спинке. Он был просто вынужден пуститься на рискованную хитрость. Вытаскивая инструмент, Гудаев резко наклонился вперед, рассчитывая таким образом сократить траекторию движения руки и вонзить стамеску Локису в живот. Одновременно с этим становилась видна сама стамеска, а значит, утрачивался фактор внезапности.
