— Договаривайте скорее, ваше сиятельство, умоляю вас, мне кажется, я уже задыхаюсь…
— Бог мой! Это и неудивительно, ведь я представил вас с веревкой на шее! Так вот вообразите, что в эту минуту вам говорят: «Ах, бедный господин де Босир, дорогой господин де Босир, а ведь вы сами виноваты!» — Как так?! — вскричал Босир.
— Вот видите: следуя от предположения к предположению, мы подошли наконец к сути, потому что вы мне отвечаете так, словно вы уже на виселице.
— Согласен.
— «Как так? — ответил бы вам тот голос. — А вот как: вы не только могли бы избежать этой трагической гибели, которая зажала вас в своих когтях, но и заработать тысячу луидоров, на которые вы могли бы купить небольшой домик с зеленой лужайкой, где вам так хотелось бы зажить вместе с мадмуазель Оливой и маленьким Туссеном на пятьсот ливров ренты, которую вы получали бы с двенадцати тысяч, ливров, оставшихся у вас после покупки дома… И вы зажили бы счастливым землепашцем, как вы говорите; расхаживали бы себе летом в туфлях, а зимой — в сабо»… И вот вместо этой прелестной перспективы у нас, вернее, у вас перед глазами — Гревская площадь, на ней — две или даже три гадкие виселицы, и самая высокая из них так и тянет к вам руки… Тьфу! Ах, бедный мой господин де Босир, до чего отвратительная картина!
— Да как же мне избежать этой страшной смерти? Как заработать тысячу луидоров и тем обеспечить себя, Николь и Туссена?..
— Вы продолжаете спрашивать, не так ли? «Нет ничего проще, — ответил бы вам тот же голос. — Рядом с вами, в двух шагах от вас был граф Калиостро. — Я знаю его, — ответите вы, — это иностранец, живущий в Париже в свое удовольствие и смертельно скучающий, когда не получает свежих новостей. — Да, он самый. Так вот вам следовало лишь пойти к нему и сказать: „Ваше сиятельство…“ — Да я не знал его адреса! Я не знал, что он в Париже, я даже не знал, жив ли он!
— «Вот именно поэтому, дорогой господин де Босир, — ответил бы вам голос, — сам граф и пришел к вам; и с той минуты, как он пришел, сознайтесь, вам нет больше оправдания. Вам и нужно-то было всего-навсего сказать ему:
«Ваше сиятельство! Я знаю, до какой степени вы падки до новостей. У меня есть для вас самые свежие. Его высочество, брат короля, замышляет… — Ба! — Да, вместе с маркизом де Фавра… — Не может быть! — Это так! Я знаю наверное, потому что я являюсь одним из агентов маркиза. — Неужели? Какова же цель заговора? — Похищение короля и препровождение его в Перону. И вот, ваше сиятельство, я готов ради вашего удовольствия час за часом, а если вам будет угодно, то и минута за минутой, докладывать вам, как подвигается это дело». И тогда, дорогой друг, граф — а он щедрый господин — ответил бы вам: «Неужели вы в самом деле готовы сделать это для меня, господин де Босир? — Да. — В таком случае, раз всякая работа заслуживает вознаграждения, ежели вы сдержите свое слово, то вот у меня отложены двадцать четыре тысячи ливров: клянусь честью, я готов истратить их на свой каприз; в тот день, когда король будет похищен или маркиз де Фавра — арестован, вы придете ко мне и, слово дворянина, вы получите двадцать четыре тысячи ливров, так же, как теперь вы получаете десять луидоров в качестве задатка, и не в счет платы, а как подарок!» С этими словами граф Калиостро, словно жонглер, выхватил из кармана тяжелый кошель, засунул в него два пальца и с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что такого рода упражнение ему не в диковинку, захватил ровно десять луидоров, ни больше ни меньше, а Босир, надо отдать ему должное, не менее ловко подставил руку, приготовившись их принять.
Калиостро вежливо отодвинул его руку.
— Простите, господин де Босир, — молвил он, — мне кажется, что мы делали только предположения?
— Да. Однако не вы ли, ваше сиятельство, говорили, что, следуя от предположения к предположению, мы подойдем к сути? — спросил Босир, глаза которого горели огнем.
— Так мы к ней подошли?
Босир с минуту помедлил.
Поспешим оговориться, что причиной его колебаний вовсе не были ни порядочность, ни верность данному ранее слову. Мы смело можем это утверждать, потому что наши читатели, слишком хорошо знакомые с господином де Босиром, не станут с нами спорить.
Нет, он просто-напросто опасался, что граф не сдержит обещания.
— Дорогой господин де Босир! — молвил Калиостро. — Я отлично понимаю, что творится у вас в душе!
— Да, — отвечал Босир, — вы правы, ваше сиятельство, я не могу так просто обмануть доверие, оказанное мне дворянином.
Подняв глаза к небу, он покачал головой, словно говоря про себя: «Ах, до чего тяжело!» — Нет, дело совсем не в этом, — возразил Калиостро, — и вы мне еще раз доказали, что прав был мудрец, утверждавший: «Человек не знает самого себя!» — В чем же тогда дело? — спросил Босир, несколько озадаченный тем, с какой легкостью граф читал самые потаенные его мысли.
Вы боитесь, что я не дам вам тысячу луидоров, как обещал.
— Ну что вы, ваше сиятельство!
— И это вполне естественно, я первый готов это признать. И потому я вам предлагаю ручательство.
— Ручательство?! Ваше сиятельство, это лишнее…
— Да, этот человек поручится за меня, как за себя самого.
— Кто же этот поручитель? — робко спросил Босир.
— Мадмуазель Николь-Олива Леге.
— О да! — вскричала Николь. — Если его сиятельство что-то нам обещает, мы можем быть совершенно уверены в его слове, Босир.
— Видите, сударь, что значит педантично исполнять данные обещания! Однажды, когда мадмуазель оказалась в столь же щекотливом положении, в каком теперь оказались вы, — не было разве что заговора, — то есть когда мадмуазель разыскивала полиция, я предложил ей укрыться в моем доме. Мадмуазель колебалась; она опасалась за свою честь. Я дал ей слово, и несмотря на все искушения — а вы поймете это лучше других, — я сдержал свое слово, господин де Босир. — Это правда, мадмуазель?
— Клянусь нашим сыном, что это чистая правда! — воскликнула Николь.
— Вы верите, мадмуазель Николь, что я сдержу слово, которое я даю сегодня господину де Босиру? Вы верите, что я отдам ему двадцать четыре тысячи ливров в тот день, когда король сбежит или маркиз де Фавра будет арестован? — не считая того, что я, разумеется, сниму с вашей шеи петлю, готовую вот-вот затянуться, и уж никогда больше и речи не будет ни о веревке, ни о виселице, по крайней мере в этом деле. За другие я не отвечаю. Минуточку! Давайте договоримся окончательно! У каждого человека могут быть определенные склонности…
— Ваше сиятельство! — отвечала Николь. — Для меня это вопрос решенный!
— В таком случае, дорогая мадмуазель Николь, — молвил Калиостро, выкладывая на стол десять луидоров, которые он до тех пор не выпускал из рук, — постарайтесь убедить господина де Босира, и будем считать, что обо всем договорились.
Он махнул Босиру рукой, приглашая его переговорить с Николь.
