Остановил его только настойчивый окрик спутника, оставшегося рядом с девицей, которая несколькими минутами ранее указала ему путь до трактира. Тощая желтобилетница, как выяснилось, давно сбежала.
– За урядником, что ли? – пыхтя и отдуваясь после беготни за лиходеями, спросил Захар.
– Куда ей в полицию?! – злорадно усмехнулась оставшаяся девица, потирая ушибленную спину. – Ее за две кражи разыскивают.
– Прости ты нас, милая. Столько бед тебе наделали… – повинился Григорий.
Порез на его руке оказался неглубоким, и кровь уже остановилась.
– Да что там! – отмахнулась та и добавила уже Захару: – Знатно ты им задал! Я бы сама не отказалась. А теперь идите-ка отсюда, а то и правда урядник может заявиться – вдруг соседи чего видели…
Путники продолжили свой так неожиданно прерванный путь до трактира, теперь уже быстро и с оглядкой. Следуя указаниям девицы, цели они достигли через четверть часа.
Трактир с грубо намалеванной вывеской, сообщавшей о том, что называется он «Голубятня», стоял у самого тракта на Пермь.
Заведение было самое обычное, двухэтажное – деревянное строение с конюшней. Путники поспешили скрыться за его стенами от возможных уличных неприятностей.
– Куда ты отсюда направишься? – задал давно вертевшийся на языке вопрос Захар.
– Да коли ты не против, с тобой до Казани пойду, – отозвался странник. – Одному в дороге трудно, а вместе в два раза легче будет.
– Идет, – с облегчением улыбнулся Захар. – Пешим порядком пойдем, как прежде?
– Я бы в обоз нанялся – и быстрее, и надежнее, – посоветовал Григорий. – Я уже тут так хаживал.
– Ну, можно и в обоз, – легко согласился молодой человек и потянул за начищенную бронзовую ручку двери, ведущей в трактирную общую залу.
Внутри было шумно и людно – место пользовалось успехом. В воздухе висел запах табачного дыма и алкоголя. Свободных мест, видно, было немного, и одно из них находилось как раз возле двери. Прямо над ним висела прибитая к стене керосиновая лампа. Туда-то и направились новые посетители.
Тут же подлетел половой и, сметая рукавом крошки с несвежей скатерти, осведомился, что нужно гостям.
Захар попросил все самое обычное: щи, мясную поджарку и кашу. Но заказ своего спутника он выслушал с удивлением.
– Что сейчас, пост какой? – нахмурился ямщик. – Да не может быть!
– Нету поста, милой, – махнул рукой Григорий. – Я мяса вовсе не ем, давно уже.
– Чудно, – пробормотал молодой человек, наблюдая за тем, как толстый трактирный кот крутится возле ног его собеседника, тыкаясь носом и громко мурлыча.
Странные «свойства» его нового спутника иногда не на шутку смущали Захара. Несмотря на проведенное вместе время в пути и парочку драк, он совершенно не знал Григория.
У подошедшего с подносом полового путники выспросили, есть ли в городе обоз, идущий в Пермь. По удачному стечению обстоятельств такой обозничий остановился как раз в этом трактире.
Бойко отвечавший на вопросы половой на путников поглядывал неодобрительно и насмешливо, дергая тоненьким усом. Когда тот умчался к другим гостям трактира, Захар не выдержал и спросил:
– Чего было так скалиться? Неуч. Чем мы ему так не приглянулись?
Григорий улыбался, поглаживая кота, который совсем обнаглел и лез на колени.
– Себя ты давно в зеркале не видел, но на меня-то весь день пялишься, – хмыкнул крестьянин и продемонстрировал Захару правую половину своего лица.
Темная борода скрывала синяк от удара Анисия, но рассеченная губа была на виду. И хоть окровавленная рука паломника была незаметна под старательно натянутым кафтаном, сама одежда выглядела изрядно потрепанной. Теперь Захар сообразил, что след от удара рукояткой палаша на его скуле еще не прошел.
Да… Вид у них незавидный – побитые бродяги в запыленной одежде. Взяли бы в обоз!
* * *
Опасения Захара оказались напрасными: знавший такие дела Григорий был уверен в успехе. Длинноусый и черноглазый обозничий придирчиво осмотрел обоих мужиков, решил, что для дела они вполне подходят, и объявил:
– Обоз веду до Перми, там все сгружаю на пароход. Платить буду так: на жизнь каждый вечер, а в конце пути все остальное. Кто запоздает, не придет вовремя, того не ждем, и денег он не получит. Завтра с рассветом уходим со двора, и так каждый день. Подходит вам это?
Даже не взглянув на хмуро кивающих путников, потому как в ответе не сомневался, обозничий велел всем выйти вон.
– А барыни-то наши только послезавтра уезжают, – задумчиво протянул Захар, поднимаясь по ступенькам на второй этаж трактира.
– Нечего волноваться – обоз медленно тянется. Через пару дней они нас на своей тройке чалых обгонят. Не потеряешь их.
Захар смутился, почувствовав на себе короткий, пронизывающий, как порыв холодного ветра, взгляд странника, и тут же сменил тему:
– Нужно что-то с палашом делать. Народ уже косится, в обоз его не возьмешь… Продать, что ли?
– Не торопись продавать. Путь-то еще не кончен.
– Так ведь приставать начнут! Что такое, да откуда, да зачем?
– А ты говори, что по наследству достался, что родне в Казани передать хочешь. Сразу отстанут.
Захар призадумался, а Григорий продолжил:
– Но так пойдет, только если на нем никаких буков и цифирей нету.
Поднявшись в комнату, которую Григорий снял на двоих, ямщик вынул оружие, уже ставшее своим, и еще раз его внимательно осмотрел.
Закругленный, как усико виноградной лозы, посеребренный эфес был гладким, почти без рисунка. На односторонне заточенном лезвии насечек тоже не было.
– Кажется, ничего, – вертя палаш в руках, пробормотал Захар.
– А тут? – указал Григорий на торчащие из котомки металлические ножны.
– Послушай, а ты что ж, грамоте ученый? – удивился ямщик.
– Так, в Верхотурском монастыре подучился чуток… Но трудное это дело. Особенно писать.
Вдруг Григорий размашисто хлопнул себя по лбу:
– Вот ведь! Забыл! Младшенькая мне для тебя бумажку передала. Я ее подальше запрятал…
Странник принялся шарить по своим карманам, а Захар безуспешно пытался скрыть свое нетерпение и радость. Найдя искомое, Григорий протянул ее ямщику. В испачканной кровью ладони лежала маленькая, несколько раз сложенная бумажонка. Захар нетерпеливо ее развернул и увидел неровно, в спешке написанные несколько слов. Это был адрес в Казани, по которому, судя по всему, проживали Башмаковы. Катерина хотела продолжить их знакомство, несмотря на решение матери.
– Когда она это тебе дала?
– Когда прощались, она в руку сунула. Ох, и хитра!
