– Хорошо, – старательно сдерживая раздражение на этого чванливого старикашку, буркнула Башмакова. – Тогда не могли бы вы…
– Не твоя ли дочка у клети сидит? – бесцеремонно прервал ее старейшина.
– Она очень устала и еще болезнь…
– Растопи баню для девочки, – обратился Прокл к миловидной зырянке в странной вышитой повязке на голове. – Да и остальным она пригодится. Можжевельника добавь!
Женщина молча скрылась во дворе, прихватив с собой нескольких подростков. Про вежливость здесь, похоже, никто даже не слышал.
Анастасия Леонтьевна помогла подняться дочери и последовала за зырянской женщиной мимо притихшего пса.
* * *
Через пару часов Катюша уже лежала чистая и укутанная одеялами в широкой горнице Прокловой избы. К животу она прижимала кринку с теплой водой, а глаза ее слипались. От остальной части избы их отделяла только занавеска. В горнице, кроме лавок, были стол, печь и иконы в красном углу. Под иконами вдовица успела рассмотреть какие-то примитивно сделанные фигурки животных. Подобные украшения показались ей странными в священном месте.
Усталая мать сидела возле лавки, на которой уложили девушку, и с ужасом смотрела на свои отчищенные от грязи ботиночки на каблуках.
Отмывая в бане свои ноги и ноги дочери, вдова не переставала ужасаться. Захар оказался прав – модная городская обувь привела нежные барские ножки в ужасное состояние. Мысль о том, чтобы снова надеть эти пыточные сапожки, приводила Башмакову в ужас.
– Хороши! – поцокала языком молодуха в повязке, которую, как теперь знала вдова, звали Аграфеной. Она поставила на стол кринку со странным местным напитком – свекольным квасом, который припасла для гостей.
– Хочешь их? – осененная внезапной догадкой, обрадовалась Башмакова.
Аграфена смутилась и недоверчиво покосилась на вдову.
– Шутите, барыня? В таких только на великие праздники ходить…
– Коли хочешь, могу обменять на то, что у тебя есть. И Катюшкины обменяю. Только у нее ножка поменьше.
– Ох, барыня! Ну, как знаете! Сейчас принесу вам.
Аграфена вернулась почти бегом, неся в руках низкие грубые ботинки на плоской подошве с длинной подвязкой. Вдова узнала упрощенный вариант котов, в которых расхаживала ее служанка Палаша, царствие ей небесное!
Она осторожно опустила ногу в непривычную обувь и с облегчением улыбнулась. Это было то, что нужно.
– Угодила я тебе, барыня? – засмеялась Аграфена. – Могу забирать твои?
– Забирай, забирай. На удачу тебе.
Молодуха подхватила модные ботиночки и, не переставая улыбаться такой же блаженной, как у вдовы, улыбкой, скрылась за занавеской.
Анастасия Леонтьевна собиралась дождаться, когда дочь окончательно заснет, и потом уже улечься самой. После того как Аграфена ушла, бороться со сном стало совсем сложно. Неожиданную помощь ей тут оказал Захар.
Ямщик только что вернулся из бани, куда мужчины отправились после женщин. Об этом говорили его потемневшие от воды волосы и разрумянившиеся щеки. Он бесцеремонно заглянул за занавеску и шепотом спросил, кивнув на девушку:
– Спит? Лучше ей?
– Лучше, – коротко ответила вдова, скептически оглядывая молодого человека.
Сразу видать – девкам должен нравиться: в плечах широк, лицом чист и даже глаза, кажется, голубые. А бедной Катюше он вовсе явился в дымке сражения и чуть ли не спасителем. Ну и что сделаешь с такой романтикой? Оставалось надеяться, что вскоре она его тоже разглядит получше…
– Скажи-ка, Захар, а что это ты в Казань подался, да еще и пешком? – нанесла давно намеченный удар вдовица.
Ямщик нахмурился и тяжело вздохнул. Насмешки, скрытой в вопросе, он, похоже, не заметил.
– Так все прогресс проклятый виноват!
Никак не ожидавшая такого ответа Башмакова даже рот приоткрыла. А ямщик, похоже, давно желавший высказаться по этому поводу, начал свой рассказ.
Оказалось, что все дело было в строительстве новой сибирской железной дороги, прошедшей через Тюмень. Тобольск, до того бывший центром не только всей сибирской торговли, но и местом обитания властей, начал терять свое влияние. И, что самое печальное для ямщиков, стал он терять купцов, торговцев, то есть клиентов. Проживший всю жизнь в Тобольске отец Захара разорился под конец жизни, и сыну осталось только распродать имущество и пуститься в путь.
Выслушав всю эту неожиданную исповедь, вдовица немного смягчилась к ямщику, но лишь самую малость.
– Ох, заболтался совсем! Я же вас позвать к ужину хотел! Хозяева стол накрыли и всех звали.
Анастасия Леонтьевна взглянула на дочь. Та уже уснула.
– Ты иди, я потом, – махнула она Захару.
Есть ей совершенно не хотелось – сказалось нервное напряжение, но перед сном нужно было выбраться на улицу и отыскать отхожее место. Старательно привязав к ногам новую обувь, вдова отдернула занавеску.
Теперь дом был полон людей – похоже, что мужики вернулись с поля и толклись в избе в ожидании вечерней трапезы. Вдовица отвечала на приветливые поклоны и здравицы незнакомых людей и пробиралась к выходу.
В вечерних сумерках разливался запах какого-то печева, но мысль о еде по-прежнему не вызывала у вдовы восторга. На крыльце она чуть было не запнулась о кого-то, сидящего на ступеньках. Приглядевшись к полумраку, Башмакова рассмотрела нескольких детей, слушавших рассказ Прокла, которого легко было узнать по серебристой шевелюре. Проходя мимо, Башмакова невольно прислушалась:
– …и вот плыл святой Стефан по реке Мезени, а там на берегу жил как раз тун по имени Мелейка. И увидел Стефан, что этот тун гонит сусло для пива. Тогда приказал святой суслу не вариться, и оно перестало. Разозлился Мелейка и в ответ произнес заклинание, чтобы вода в реке прекратила течь. Тогда лодка Стефана остановилась посреди реки. Долго они пробирались через реку, но пришлось святому позволить суслу бежать, только тогда он смог причалить к берегу. Там набросился на него Мелейка со своим колдовством, но Стефан был неуязвим для его чар. Испугался тогда тун, остудил сусло в котле и спрятался в нем, но святой приказал огню снова гореть…
Вдова изумленно хлопала глазами, слушая эти истории о бесконечной битве между православным святым и местным колдуном, в которых разница между противниками заключалась лишь в силе колдовских чар. Она вглядывалась в спокойное морщинистое лицо рассказчика и во взволнованные мордашки детей, пытаясь понять, какое отношение все это имеет к православному христианству, которое они все тут вроде бы исповедуют.
Помотав головой, вдова заставила себя отвернуться и направиться по своим делам. В конце концов, не вмешиваться же ей в воспитание местных детей!
В дальнем углу двора Башмакова заметила какую-то маленькую постройку необычной формы. Подойдя поближе, она в нерешительности остановилась.
