– Вот это да! – изумилась мулатка, с любопытством оглядывая жилище своего героя. – А зачем тебе такой огромный холодильник?
– Я там трупы храню. Шучу – на самом деле я в нем сплю… Иди в душ, дитя мое, и шампуня не жалей – от тебя должно пахнуть хвоей, о’кей?
…Минут через тридцать Сэм, расслабленно отвалившийся на подушки, лениво покуривал сигаретку и думал о чем-то своем – судя по нахмуренным бровям, думы были не очень веселыми и светлыми.
– О чем ты думаешь? – Лиз осторожно прижалась к Джексону и тихо тронула ладонью жесткое плечо. – Ты какой-то… у тебя больные глаза… Кто ты?
– Хотел бы я и сам это знать… Странник…
– Я могу приготовить тебе кофе. Лучший – «Блю Маунтин». Хочешь?
– Чуть позже, – Сэм мельком глянул на стрелки часов и решительно раздавил окурок в пепельнице. – А что, мамуль, не рвануть ли нам еще разок… к звездам, а?
…Потрепанный пикап, чуть слышно ворча двигателем, прокатился по гравийной дорожке и мягко притормозил метрах в двадцати от бунгало, освещенного тусклой лампочкой, болтавшейся вместе с жестяным козырьком над входной дверью. Из кузова выпрыгнули двое почти сливавшихся с темнотой темнокожих мужчин. Третий выбрался из тесноватой кабины. С минуту троица прислушивалась к едва слышимой музыке, доносившейся из домика, и посматривала на окна, в которых вместе с легкими занавесками качались неясные цветные отблески – вероятно, там работал телевизор. Затем ночные визитеры почти одновременно передернули затворы автоматов и так же дружно нажали на спусковые крючки…
12.
Прежде чем стать Посредником, Дмитрий Петрович Бочкин успел попробовать свои силы на разных поприщах. Естественно, вначале были школа и институт – простой педагогический, поскольку для того, чтобы попасть в какой-либо из особо престижных, нужны были или весьма незаурядные способности, или солидные связи. Ни тем ни другим Дима похвастать не мог, поэтому пришлось выбрать заведение, готовившее для школ страны сеятелей разумного, доброго и вечного. Правда, будущий историк Дмитрий Бочкин с самого начала прикидывал, что школа с ее мало управляемыми детишками вполне может обойтись и без него, а с дипломом в кармане можно найти и гораздо более престижное и теплое местечко.
А поскольку юность Димочки пришлась как раз на годы перестройки, когда многим казалось, что в стране наступают новые времена и вот-вот наступит новая жизнь под руководством старой, но здорово поумневшей партии, то и будущее свое он планировал связать именно с партией. Дорожка для умных, умеющих устроиться в жизни людей, давно уж была накатана: сначала комсомол, затем партия. Та, которая КПСС. Та, которая умела ценить своих преданных работников, именуемых словечком «номенклатура», и заботилась о них не в пример лучше, чем об остальных гражданах «великого и могучего СССР». Квартиры, машины, пайки из закрытых распределителей, лучшие санатории и многое другое, но непременно самое лучшее – все это было очень весомым довеском к скромному званию «слуга народа».
Дима закончил свою бурсу, годок-другой стойко отмучился в стенах простенькой средней школы, а потом без особого шума перебрался в райком комсомола, на скромную должность инструктора. Конечно, было бы неплохо устроиться сразу в райком партии, но до теплого места в доме «старшего брата» надо было дорасти – просто так, с улицы на хлебные места не брали. А пока можно было, при особой сноровке, на кусок хлебушка с маслом и с икоркой заработать и под «комсомольской крышей»: в стране росло и ширилось кооперативное движение, одобренное главной партией и лично Михал Сергеичем. Правда, на деле эта кооперация больше занималась самой обычной спекуляцией, но тонкости терминологии никого особенно не занимали, поскольку главным было то, что умным людям дали возможность почти честно заработать большие деньги. И умных вдруг оказалось очень немало. Как немало нашлось и крепких ребят с уголовным прошлым и без оного, которые с успехом начали претворять в жизнь уже подзабытый лозунг: «Грабь награбленное»…
Дима успешно сотрудничал с несколькими кооперативами и успел заработать первые относительно большие деньги, когда в конце восьмидесятых в стране случилась большая неприятность: казавшийся таким солидным советский рубль как-то незаметно растерял свою покупательскую способность. Дмитрию, как и многим другим деловым людям, пришлось спешно осваивать способы обмена «деревянных рубликов» на более серьезную валюту. Доллар складывался к доллару, жить становилось, как некогда заметил лучший друг советских кооператоров, все лучше и веселее…
Вот тут-то и грянул настоящий гром: период маловразумительной болтовни закончился развалом страны, похоронившей под обломками и комсомол, и КПСС, и будущую карьеру. Бочкин без особой печали плюнул на руины и окончательно ринулся в пучину дикого бизнеса. К тому времени самым модным словечком в околоденежных кругах стало загадочное «бартер». Если деньги становятся ничем не обеспеченными фантиками, то на первое место выдвигается простой обмен. Меняли все что угодно, и схемы порой вырисовывались посложнее многостраничных математических формул. Вот на ниве бартера-обмена и расцвел новый талант Дмитрия Петровича. Благодаря предусмотрительно сохраненным старым и заведенным новым связям, Бочкин вдруг понял, что есть способ зарабатывать серьезные деньги без всякого криминала и почти без особого риска! Все оказалось до смешного просто: нужно было всего лишь помогать продавцам искать выгодных покупателей – и наоборот. Естественно, за приличный процент со сделок… Так среди почти приличных и почти законопослушных бизнесменов и ворюг появился Посредник.
Самый большой куш Бочкину удалось урвать во время двух кампаний в Чечне. Патроны, оружие, снаряжение и прочая военная «справа» шли влет и за очень хорошую цену. Дмитрий Петрович прекрасно понимал, в кого будут стрелять автоматы, с его помощью проданные боевикам, но совесть его ничуть не мучила – так же, впрочем, как не мучила она и тех людей, кто старательно взрастил и вскормил обе войны, а потом заработал на них совсем уж невообразимые деньги. Бизнес есть бизнес. А тысячи убитых российских солдатиков… Что ж поделаешь, служба у них такая, а на войне везет далеко не всем…
– Теперь я, кажется, понимаю, почему развалилась наша армия, – негромко произнес Бочкин, в упор рассматривая провинившегося охранника уничтожающе-презрительным взглядом. – Да и страна тоже… Как там у вас говорят? «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона»? Правильно говорят… Я все-таки хочу услышать вразумительный ответ на мои вопросы. Кто это был? И сколько их было? И как так могло получиться, что тебя, молодого, здорового, трезвого мужика, этак легонько вырубили и связали, как пьяного барана?
Охранник в ответ лишь мрачнел, не поднимая глаз, виновато вздыхал и тупо разглядывал что-то невидимое на полу, словно силился именно там разглядеть и прочесть ответы на вопросы грозного босса. Да и что можно было сказать в свое оправдание, если действительно как безмозглого барана обвели вокруг пальца…
– Молчишь? Правильно молчишь, охранничек, раствою перетак… – Дмитрий, поигрывая желваками, повернулся к командиру группы боевиков и все тем же неприязненным тоном спросил: – Насчет девки глухо? Или прапора этого? Хоть какие-то соображения есть?
