– Самый лучший вариант для нее – соблюсти наш дружеский договор. Поехали, Лиза.
Андрею Андреевичу не спалось после жесткого правдивого разговора с сыном. Сейчас в сторону компьютера, который еще недавно казался самой важной и нужной машиной, смотреть не хотелось. Все рухнуло в одночасье. И даже важная информация, которую он вспомнил, – о следах крови Нуретовой на сиденье машины, о номере автомобиля, о девушке, помощнице Геннадия, работавшей на воров, – не могла изменить ситуации, вернуть все в стабильное русло. Нет Зии Нуретовой. Нет такого существа на планете Земля, ее убили, теперь это мерзлое мясо в милицейском морге. Нет контракта на книги, которые собирался написать Андрей Андреевич. А ведь для него это жизнь – написание слов, укладываемых, словно кирпичики, в текст. Поверил, что вернулось прошлое, когда писал и верил, что написанное будет востребовано, пусть даже такое написанное, нечто извращенное – историческая эротика, но… Оказалось, он никому не нужен. Он – такое же, как убитая Зия, звено в цепи, которой воры стягивают Геннадию горло, лишая кислорода. Ситуация безвыходная… Если Геннадий выдаст ворам их подельника Игошина, он лишится работы из-за «прокола», а может быть, и осужден, обвиненный в связях с криминалом. А Ондатр, взгляд которого каждый раз холодил сердце Андрея Андреевича, стоило только вспомнить эти пустые жестокие глаза, получив свое, все равно выпустил бы в свет сфабрикованную информацию об Андрее Андреевиче и Зие, чтобы погубить семью мента.
Андрей Андреевич потер грудь, в том месте, где свербило измученное переживаниями сердце. В квартире было душно, захотелось выйти на воздух прогуляться.
В кухне гремела посудой Машка.
Она заглянула в комнату, посмотрела на Андрея Андреевича, растерянного, притихшего на диване, и спросила:
– Что сидишь в тишине? Включи телевизор, там сериал начинается…
– Все равно…
– Дед, есть будешь? Я разогрею.
– Нет, не хочется. Пойду пройдусь.
– За меня переживаешь? Успокойся. Все будет в порядке!
– Простишь его? – спросил вдруг Андрей Андреевич.
Машка задумалась на секунду, сложила кукиш и покрутила им перед своим лицом.
– Вот ему, я и ребенок!
Андрей Андреевич снова вздохнул, а Машка вернулась на кухню, включила там телевизор. Андрей Андреевич не спеша собрался и ушел на улицу. Как-то он постарел сразу после всего произошедшего. Видимо, больше уже ничего не будет за то время, которое ему отпустила судьба. Слишком велико потрясение.
Почему он ввязался в историю с этими книгами? Можно было сразу отказаться, как только «издатель» Семенов упомянул спонсора – криминального авторитета. Да и потом, после встречи с Ондатром, можно было все повернуть вспять, остановить… Но он ведь не ради себя старался, ради Геннадия и внучек.
Медленно передвигая ноги, Андрей Андреевич шел по тротуару мимо серых панельных многоэтажек. По проезжей части буквально полз нескончаемый поток легковых машин. Вот тебе и свежий воздух!
Андрей Андреевич отвлекся от мыслей, поднял глаза и увидел медленно проезжавший мимо него огромный черный «Мерседес» с тонированными стеклами. На задней дверце стекло было опущено, и прямо на Андрея Андреевича внимательно смотрел своими пустыми глазами Ондатр. Лицо – словно маска. У Андрея Андреевича замерло сердце от ужаса.
«Мерседес» прополз в потоке машин дальше, стекло поднялось, скрывая физиономию авторитета.
Андрей Андреевич резко развернулся и быстро зашагал в сторону дома.
За ним следят! Катастрофа приближается! Дома Машка, одна! Надо немедленно позвонить Геннадию!
На звук отмыкаемого замка в прихожую выглянула Машка. Ошарашенный вид деда поразил ее не менее чем его недавняя пришибленность.
– Что-то стряслось?
– Стряслось!
– Что?! Сердце прихватило?
– Нет. Геннадию надо позвонить. – Скинув сандалии, Андрей Андреевич потянулся к телефону, стоявшему на полочке у зеркала.
– А-а… Если про меня будет спрашивать, ничего не говори – я на него сильно обижена!
Машка снова вернулась на кухню, где бубнил телевизор, и на экране кипели сериальные страсти.
Андрей Андреевич набрал сотовый сына.
– Да, слушаю, – тут же ответил Геннадий.
– Гена, это я.
– Я понял.
– Я только что Ондатра видел!
– Как?! Ты разговаривал с ним? Что он тебе сказал?
– Нет, он мимо проезжал в своем «Мерседесе» и так посмотрел мне прямо в глаза, что у меня даже сердце упало…
– Успокойся. Не переживай. У нас все будет в порядке, – словно нехотя проговорил Геннадий.
– Я за Машку боюсь.
– Все будет нормально. – И сын отключился.
Андрей Андреевич, обидевшись, опустил трубку на аппарат и посмотрел на свое отражение в зеркале – лицо осунувшееся, бледное, какое-то больное. Что это Геннадий так резко ответил? Может, правду сказал, что будет все в порядке? Что-то, видимо, накопал на этого Ондатра и его злодеев. Дай-то бог, чтобы все они получили по заслугам. И честные люди, чтобы тоже получили по своим честным заслугам. Под честными людьми Андрей Андреевич подразумевал себя и сына.
Он вошел в кухню, ожидая увидеть Машку, смотревшую телевизор, но ящик бубнил сам по себе – внучки на кухне не было.
Андрей Андреевич налил в высокий стакан вишневого сока из пакета, немного разбавил его водой, чтобы не был таким сладким, жадно выпил несколькими глотками и вернулся в гостиную. Машка сидела за компьютером, увлеченно читая его рукопись о распутной баронессе.
Она обернулась и, словно оправдываясь, пояснила:
– Пока ты гулял, решила полюбопытствовать, что ты пишешь. Ну, дед, ты и извращенец!
Это заявление внучки поразило Андрея Андреевича до глубины души и заставило улыбнуться. Медленно опустившись на диван, он сказал с напускной суровостью:
– Это ты так деда родного величаешь?!
– А как еще тебя величать после чтения такого опуса?
– Дожил, внучка старым извращенцем зовет, – усмехнулся он.
– Не старым, а просто извращенцем. Такое накатал, уши аж покраснели от выкрутасов твоей баронессы.
– Я хотел денег подработать, чтобы ты себе свадьбу нормальную справила!
– Да? Здорово! Ты самый великий извращенец планеты, дедуля! Я тебя очень люблю! А что дальше не пишешь?
– Плохо себя чувствую… – солгал Андрей Андреевич.
Какое теперь имеет значение, будет он писать или не будет? Это никому не нужно. Никому.
– Что отец про меня сказал? – спросила Машка.
– Ничего.
– Про меня ни слова? – обиженно уточнила она.
– Нет.
