– Вы же гноите людей вне всяких законов и прав в своих секретных тюрьмах? А ты чем лучше их? – Во взгляде Лаврова сквозил откровенный сарказм. – Да ладно, не паникуй. Через несколько дней, если все будет нормально, тебя отпустят. Но запомни главное: если, не дай бог, надумаешь мстить этим людям, я тебя линчую даже в Вашигтоне, прямо перед Белым домом. Понял, мистер Биксен?
Сейлор вздрогнул, словно его ужалил шершень, пораженный тем, что русский назвал его подлинную фамилию. Встретившись взглядом с Лавровым, он невольно опустил голову, поскольку понял весьма определенно – этот линчует.
Андрей отдал распоряжение дежурившим у схрона ополченцам, чтобы те охраняли Сейлора самым тщательным образом, а затем вернулся в селение, откуда только что отбыли кфоровцы, забравшие с собой албанских боевиков, в том числе убитых и раненых. Андрей разыскал Боджена и объявил ему свое решение отправиться в путь как можно раньше. Тот был очень огорчен услышанным.
– Ну, вот, а мы надеялись, что хоть пару дней у нас погостишь, – вздыхая, разочарованно хлопнул руками Илиевич, – наших хлопцев научишь всяким своим премудростям… Ты же человек вовсе не простой, а особый – я это сразу почувствовал. Ну, что уж поделаешь? Надо, значит, надо. Может, когда-нибудь к нам еще заглянешь? Мы все молим Бога, чтобы поскорее настало то время, когда сможем вернуть себе наши земли. А пока что будем держаться, как бы нас ни душили…
Несмотря на усталость, Лавров проснулся всего через два часа. Боджен, в доме которого он расположился на ночлег, спать не ложился вообще. Илиевич то и дело ходил проверять посты, опасаясь мести албанцев за жесткий отпор, которые те сегодня получили.
…Когда кфоровцы прибыли на место сражения, они обнаружили там одних лишь разоруженных боевиков, раненых и убитых.
Командовавший английскими «миротворцами» майор вызвал для объяснений Илиевича как местного старосту. Озирая картину недавнего боя, освещенную фарами армейских джипов, тот лишь изумленно разводил руками – и кто бы это мог затеять столь ужасную баталию?
Соответственно, он «не знал» и того, куда мог деться гражданин США, некий Сэр. И напрасно боевики, минут десять назад с миром отпущенные сельчанами, тыча в него пальцем, упорно доказывали, что это именно он и подчиненные ему коварные сербы заманили наивных албанцев в западню и устроили бойню. Боджен стоял на своем: да, стрельбу и взрывы слышали, но ничего не видели, ничего не знаем. Кто и кого убивал за околицей села – ни сном ни духом не ведаем…
– …Оружия у нас нет – вы же все у нас забрали, вплоть до кухонных ножей, – пожимая плечами, пояснял он англичанину. – Денег нет, людей почти не осталось. Кто и чем тут мог с ними воевать?..
Поворчав и поматерившись, разочарованные англичане отбыли несолоно хлебавши. Арестовать старосту, на чем настаивали боевики, они не решились, поскольку случившееся и без того могло стать весьма громким международным скандалом. А в том, что информация о нападении на сербский анклав уйдет за пределы Косова, можно было не сомневаться.
…Пообещав Андрею не менее недели продержать Сейлора в схроне, Илиевич и некоторые из ополченцев, оказавшиеся поблизости, проводили его до околицы. Чтобы Лавров добрался до Сербии максимально быстро и без ненужных приключений, Боджен направил с ним в качестве провожатого все того же Драгутина.
– Парень знающий, бывалый. И до границы доведет, и через границу переправит, и с нужными людьми познакомит. – Хлопнув молодого ополченца по плечу, он добавил: – Если бы не эта тайная тропа, от нашего селения уже давно ничего бы не осталось…
Спускаясь следом за Драгутином в лощину, поросшую густой зеленью, Лавров оглянулся и в предрассветных сумерках увидел едва различимые фигурки людей, неотрывно смотревших ему вслед.
Путь до границы, разделяющей Сербию и отобранные у нее земли, занял более двух часов. Легкий на ногу Драгутин шел очень быстро, независимо от дорожных условий, которые в основном были представлены сплошным бездорожьем. Да, впрочем, иначе и быть не могло. Пробирались они по территории, фактически оккупированной врагом, и, встреться им вооруженные албанцы, кровопролитной стычки едва ли удалось избежать, поэтому провожатый Андрея и выбирал самые глухие и непроходимые места. Если бы у Лаврова не было столь хорошей физической подготовки, ему пришлось бы весьма несладко.
Но даже с учетом всех этих предосторожностей время от времени путникам все равно приходилось описывать немалый крюк, чтобы избежать встречи с неведомо как оказавшимися у них на пути косоварами. И хотя им в основном встречались обычные жители сел, забредшие в глухомань порой даже в одиночку, Драгутин и Лавров, не сговариваясь, немедленно сходили с основного маршрута и бесшумными тенями проскальзывали мимо ненужного свидетеля (не убивать же его в самом деле!) какими-нибудь окольными тропами.
Когда солнце поднялось уже довольно высоко, они вошли в узкое ущелье со склонами, поросшими каким-то колючим, мелколистным кустарником с крохотными, еще не осыпавшимися темно-фиолетовыми ягодками, даже не предполагая, насколько длинным окажется этот каменный коридор. Втиснувшись в его извилистые недра, они не шли, а буквально продирались через сплошную колючую стену.
Очень скоро одежда Андрея своими бесчисленными разрывами и выдранными клочьями стала похожа на маскировочный спецназовский костюм «Леший». Только теперь Лавров понял, для чего Драгутин перед входом в ущелье надел комбинезон из тонкого брезента, который нес с собой в дорожной сумке. А они все шли, шли и шли в зеленом сумраке, который лишь в некоторых местах сменялся жизнерадостным солнечным светом.
Протолкнувшись через старый, заполонивший собой все свободное пространство куст терновника, Лавров внезапно увидел впереди себя открытое пространство, поросшее обычным лесом. Драгутин, оглянувшись, сочувственно покачал головой при виде окончательно изодранного костюма своего сопровождаемого. Сделав Андрею знак рукой, он двинулся в глубь открывшегося леса, и в этот момент из-за деревьев послышалось отрывистое, не терпящее возражений:
– Стой, ко иде?!
Даже не зная сербского языка, нетрудно было понять, что это означает. Видимо, узнав по голосу того, кто это сказал, Драгутин заулыбался и крикнул в ответ:
– Свое, свое!..
Из-за стены зелени вышли два сербских пограничника и вопросительно воззрились на Андрея. Драгутин вполголоса скороговоркой объяснил, в чем суть дела, и те, не вдаваясь в расспросы и уточнения, одним лишь кивком дали понять, что путники могут идти дальше. Махнув им рукой, провожатый Лаврова мотнул головой своему сопровождаемому – путь открыт. Языком жестов и кое-каких сходных по звучанию сербских слов он пояснил, что ходит здесь не реже раза в месяц, а то и еженедельно, доставляя в Трешнью многое из того, без чего жизнь в селе стала бы невозможной. В его рюкзаке можно было найти все что угодно – от швейных иголок до медикаментов и аккумуляторов для радиоприемников и рации, по которой их анклав поддерживал связь со своими соседями по территории. Албанцы, тщетно добивающиеся «окончательного решения сербской проблемы», каковое они видели в полном изгнании с этой земли ее коренных жителей, блокировали любое снабжение анклавов, в том числе и селения Трешнья.
