– Ты мне еще не предлагала остаться на ночь.
– Не пойдем же мы в темноте на станцию. Я не хочу возвращаться сюда одна ночью.
– Я могу дойти и один.
– Как?
– Мне достаточно один раз пройти по дороге, и я запоминаю ее в мелочах. Ночь на улице, день – мне все равно.
– Мы пойдем утром, я не могу отпустить тебя одного.
– Ты же собиралась утром полить огород, – напомнил Николай.
– Не хочу. Черт с ним. Растения выживут. Ты не жалеешь, что не попал сегодня в гости к друзьям?
– А ты как думаешь?
– Я не хочу думать, я хочу спать. Устраивайся поудобнее, я сейчас принесу одеяло.
Лера постелила прямо на полу, подбросила в камин немного дров. Сквозь тонкий матрас чувствовались жесткие доски пола, несмотря на это, Бунин заснул быстро. Примиряло с неудобствами женское тепло, исходившее от обнаженной девушки.
Он проснулся, когда еще только светало, потянулся за мобильником, часы на дисплее показывали без малого пять утра. Лера сонно дышала ему в плечо, и от ее дыхания на душе становилось спокойно. Бунин пролежал целый час, бесцельно глядя в потолок, изучая сучки, трещинки на пропитанной темной олифой доске-вагонке. Лера отлично чувствовала время, она оторвала голову от подушки ровно в шесть утра. Взгляд ее с самого момента пробуждения был осмысленным.
Бунин не стал тратить время на ласки, нежности, коротко поцеловал девушку в плечо и тут же принялся одеваться. Одежда, несмотря на то что вчера они забыли ее развесить после безумной поливки огорода, просохла. Собрались они быстро. Утро выдалось прохладным, дачники еще спали, в долине над речушкой клубился туман. Скрипнула стальная калитка в воротах дачного поселка. Тихо, как воры, парень с девушкой выбрались на утоптанную до блеска лесную тропинку. Бунин высвободил локоть из-под руки Леры.
– Ты не верила, что я смогу сам пройти по тропинке.
Дюралевая палочка в его руках ожила, глухо защелкала по гладкой земле и зашелестела по росистой траве.
– Видишь, как просто, по звуку я могу ориентироваться, куда ступать. – Бунин зашагал, Лера пошла радом с ним, ее кроссовки и низ джинсов быстро намокли от росы.
Плотная материя из-за влаги стала жесткой, топорщилась, словно погнутая жесть.
– Ловко у тебя получается, вчера ты выглядел растерянным.
– Сейчас, шагов через двадцать, будет поворот направо.
– Я не верю своим глазам, – восхитилась Лера, когда Николай, продолжая постукивать палочкой по тропинке, взял нужное направление.
«Вот и все, – спокойно подумал Бунин, – прошла ночь развлечений и забав. Было неплохо и мне, и ей. Большего и не надо. В электричке обменяемся телефонами. Она даст мне свой настоящий, а я скажу первый пришедший в голову. Может, она и не станет по нему звонить. Подождет недельку моего звонка, а потом порвет листок, на котором записан мой придуманный номер. Свобода превыше всего».
Лес кончился, парень с девушкой шли по берегу реки. Вдоль воды разрослись густые кусты, с другой стороны тропинки тянулись огороды.
– Ты чем занимаешься? – поинтересовалась Лера, обходя лужу, в которой отражалось яркое синее утреннее небо.
– В каком смысле?
– Учишься, работаешь, ничего не делаешь?
– Я музыкант, – ответил Николай и тут же пожалел о сказанном.
«Вот и начинается… Лезет в душу. Еще немного – и я у нее спрошу, кто она такая».
– А я пока еще учусь. Хочу стать журналисткой. Ты не против, если я напишу о тебе небольшую статью? Нам на факультете обязательно нужно предоставить три публикации в год. Слепой музыкант – подходящая тема. Ты только не подумай, что я согласилась быть с тобой потому, что сразу об этом подумала. Ты другой, чем все остальные…
«Не хватало мне еще этого. Прав Карл, женщин нужно использовать по прямому назначению и никак иначе».
– Посмотрим, – уклончиво отвечал Николай.
Краем глаза он видел, как через ограду недостроенного дачного поселка перелезают двое бритоголовых парней в черных облегающих штанах и черных майках. На плече у одного из них виднелась старательно выколотая фашистская свастика.
«Скины. Выехали вчера на природу. Надрались. Переночевали или под кустом, или в недостроенной даче. Теперь с похмелья злые на весь свет, – определил Бунин, – если бы ночевали на родительской даче или у друзей, никогда бы не поднялись так рано».
Парни не утруждали себя поиском дороги, они пошли прямо по засеянным огородам, ломая высокими солдатскими ботинками еще не окрепшую зелень. Николай ускорил шаг.
– Ты куда летишь? К электричке мы успеем. Хочешь показать мне, как ты классно умеешь управляться без провожатого, так я это уже видела, ты мне интересен другим. На практических занятиях по стилистике нас учат, что…
Лера не успела договорить, за ее спиной послышался грубый смех, а затем и окрик:
– Эй, голубки! Стоять.
Лера обернулась и тут же машинально схватила Бунина за руку. Лица скинов не предвещали мирного исхода встречи. Похабные улыбки, злые неприкаянные глаза, сжатые кулаки.
– Кто там? – спросил Бунин.
– Уроды какие-то, – прошептала Лера, – к нам идут. Пошли быстрее.
– Я тебя в обиду не дам, – тихо произнес Николай, продолжая ощупывать дорогу тонкой металлической тросточкой.
– И, как назло, ни одной души вокруг, – в панике промолвила Лера.
– Стоять, я сказал, – голос послышался совсем близко.
Девушка боялась оглянуться, Бунин не спешил открыть свой секрет.
Скин в майке-безрукавке выбежал перед ними на тропинку и загородил дорогу:
– Ты слепой? – его взгляд остановился на дюралевой тросточке.
– Слепой, – спокойно ответил Бунин.
– Значит, не глухой. Какого хрена не остановился? Я за тобой бегать должен?
Николай стоял, выпрямив спину. Лера держала его под локоть. Он слышал за своей спиной тяжелое дыхание второго скина и даже видел его нечеткое отражение в стекле темных очков.
– Мне твоя мобила понравилась. Подаришь? – притворно ласковым тоном проговорил скин, глядя на прикрепленный к поясу Николая телефон.
– Лучше отдай, – зашептала Лера.
Бунин молчал.
– Молчание – знак согласия.
Мобильник оказался в руках у подонка.
– Дорогой. Это, чтобы, заблудившись, позвонить: «Мамочка, выручай!»
– Он решил, что крутой, – вбросил в разговор реплику скин, стоявший за спинами молодых людей. – Ты ж слепой, на хрена тебе красивая гладкая телка? Мы тебе уродину найдем, тебе все равно, с какой рожей трахаться. А твою бабу мы себе забираем. Потом, если найдешь ее в кустах, можешь пользоваться.
