– Какое, на хрен, живу. Друга везу.
– А… – протянул водитель.
Пока ехали, Малышев окончательно протрезвел, его мучила изжога, болела голова. Толстяк, с которым он пил то ли день, то ли два, вызывал прямо-таки патологическое раздражение, хотелось как можно скорее остаться одному.
– Только побыстрее, – предупредил таксист, подруливая к тротуару, – здесь стоять нельзя.
– Командир, не звезди, я дальше поеду, – толстяк вышел из машины и крепко обнял Малышева, – пока, сосед.
Иван, как мог, уклонился от повторных объятий, нырнул под перила уличного ограждения. Только теперь он решился проверить бумажник. И, к собственному удивлению, обнаружил, что все деньги на месте.
«Значит, пили не за мои. Конечно. Я даже подняться не мог. Правду говорят, когда плохо, нельзя пить крепкие напитки – только сухое вино или пиво».
«Волга», следовавшая за такси от самых гаражей, остановилась у бордюра возле самого перекрестка. Мужчина, сидевший за рулем, не спускал с Малышева глаз, мобильник держал наготове. Лейтенант дорожно-постовой службы ждал около минуты, пораженный подобной наглостью при парковке. А поскольку «Волга» продолжала стоять, направился к ней, поигрывая полосатым жезлом так, словно собирался огреть им нарушителя по голове.
– Ваши документы, – лениво козырнул лейтенант и скороговоркой пробубнил свои звание и фамилию.
Мужчина молниеносно огляделся по сторонам, а затем, прикрыв от посторонних глаз ладонь, показал удостоверение ФСБ и проговорил магическую фразу:
– Я при исполнении.
– Понятно, – безо всякого пиетета к грозной конторе отозвался лейтенант, – когда освободится место для парковки, вы уж отсюда, будьте любезны, переберитесь.
«Будьте любезны» прозвучало как ругательство, мол, стоишь тут, нарушаешь, а службой прикрываешься.
Малышев замер перед вывеской бара «Лотос» и раздумывал: в нужном ли месте и в подходящее ли время он оказался. Возможно, будь Иван абсолютно трезв, он постоял бы, попереживал и пошел бы домой. Мертвым помочь невозможно, но похмелье опасно тем, что обостряет комплекс вины.
Мелодично звякнул колокольчик на двери бара. Этот звук потонул в гуле голосов. Только сейчас Иван понял, что день клонится к вечеру, посетителей хватало. Он осмотрелся, пытаясь понять, к кому тут лучше обратиться. За стойкой священнодействовал бармен – наливал вино в бокалы из высоко поднятой бутылки. Струйка темно-красной жидкости, прочертив в пространстве изящную параболу, точно попадала куда надо. Ни капли не проливалось на стойку.
– Кофе, и покрепче, – Малышев взгромоздился на одноногий табурет напротив бармена, тот с пониманием посмотрел в глаза посетителю, измученному похмельем, – и бокал светлого пива.
Иван глотал ледяное пиво, прислушиваясь к организму. Каждый глоток отзывался облегчением. Понемногу отпускала боль в висках, дыхание сделалось глубже, ровнее, пальцы уже не казались деревянными. Из неприятных ощущений сохранился лишь привкус водки во рту. Он не исчез и когда Малышев принялся за кофе. Но жизнь уже не казалась такой мрачной.
– Спасибо, спасли мне жизнь, – усмехнулся Иван, отсчитывая деньги.
– Работа такая, – бармен, не прикасаясь к деньгам, сосчитал их взглядом и сгреб ладонью в выдвижной ящик.
– Я ищу одного человека. Мне сказали, он у вас бывает. Его зовут Карл.
– Карл, – наморщил лоб бармен, при этом его взгляд был устремлен на законного.
Карл вместе с Буниным сидел за угловым столиком.
– Даже не знаю, чем вам помочь, – врал служитель стойки.
– Я обещал женщине найти его… – сам себе сказал Иван.
– Карл? – морщины на лбу бармена разгладились. – Кажется, есть один человек, который знает о нем.
Бармен выскользнул из-за стойки, пробрался между столиков к законному и, склонившись, зашептал на ухо:
– Вами какой-то мужчина интересуется.
– Где?
– Перед самым пивным краном у стойки сидит. С похмелья, но выглядит прилично.
Карл, не поворачивая головы, скосил глаза. Малышева он никогда прежде не видел. Иван не походил на переодетого в штатское мента, блатного он напоминал еще меньше. Подобные люди Карла интересовали лишь в плане «дойки».
– Что ему надо?
– Не знаю. Ведет он себя странно, – осмелился высказать собственное мнение бармен.
– Что значит странно? – вставил Николай.
– О какой то женщине говорит, – припомнил бармен, – что-то он ей обещал.
– Ладно, веди его сюда.
На Карла Малышев внимания не обратил, ему сразу бросились в глаза темные очки Бунина с наклеенными на них звездами из цветной фольги. В звездочках вспыхивали отблески цветных лампочек иллюминации, украшавшей зал.
Законный сделал знак рукой Николаю, мол, веди разговор сам, если понадобится – включусь.
– Что вам надо от Карла?
– Вы знаете его? – Малышев с сомнением смотрел на молоденького слепого паренька.
– Я могу передать ему. На этой неделе мы обязательно увидимся.
– Наверное, я зря приехал сюда, – устало сказал Иван, поднимаясь с кресла, – хотя… Передайте ему, что Клара просила… Нет, это уже не имеет значения.
– Присядь, – властно произнес законный, – когда ты видел ее?
Малышеву даже не пришлось переспрашивать, кто перед ним, достаточно было глянуть на Карла, чтобы понять – пока всего не расскажешь, черта с два тебя оставят в покое и отпустят. Уверенный голос проникал в душу, заставлял обмирать. Ведя бизнес, Иван сталкивался с разными людьми, примерно представлял себе, что Карл не прост, от его слов и желаний многое зависит.
– Да, видел… – упавшим голосом произнес Иван. – Недавно…
– Что с ней случилось?
– Ее… ее… уже нет, – у Ивана перехватило дыхание, – они убили ее, – вырвалось признание, и тут же ему стало страшно. Он сам был соучастником убийства, закапывал труп.
Карл налил в стакан минералку и заставил Малышева выпить. Зубы мелко стучали о стекло, казалось, еще немного, и от волнения Малышев откусит кусок стакана. Законный терпеливо ждал, глаза его сузились, зажглись недобрым огнем. Иван перевел дыхание, поставил стакан.
– Я слушаю, и не дай бог, если услышу вранье.
Иван прикрыл глаза и сбивчиво принялся рассказывать, что с ним случилось. Карл лишь изредка прерывал его, чтобы уточнить. Через несколько минут Малышева было уже не остановить, все, что копилось в нем, наконец нашло выход.
– …говоришь, он был в белых носках?
– Да, я помню их, видел в свете фар, – в памяти Малышева отчетливо возникла картинка – роящиеся в ярких конусах света ночные мошки, мелкий песок карьера, четкий отпечаток протекторов джипа на нем… и поблескивающие, идеально вычищенные туфли, а над ними белоснежные носки.
