Это же касалось и разговора с похитителями. За время «беседы» удалось засечь и номер, с которого звонили. Пришел звонок с разделительной полосы, из здания, значившегося на карте как заброшенное жилое строение. При всем соблазне вмешаться спецслужбы делать этого не стали. Они были связаны взятыми на себя обязательствами перед диаспорой. Похитители недвусмысленно заявили несколько раз, что если Казаряна попытаются освободить без выкупа – он будет убит. Однако спецслужбы Нагорного Карабаха пошли другим путем, который мог помочь в данном случае. Они оперативно поделились с российскими миротворцами информацией. В результате принятого решения группа десантников направлялась по указанному адресу.
– Было бы неплохо, конечно, одним махом решить вопрос, – говорил Локис, поправляя на плече автомат. – Но все-таки странно, что они держат этого Казаряна именно здесь.
– А что странного? – пожал плечами Сачихин. – Нормальное явление. Место на отшибе, особого внимания не привлекает. Привезли в эту хибару ночью человека, заперли, и никто ничего не видел. Да в таком месте его хоть год держи, никто и не догадается.
– Звонок, сделанный похитителями, шел именно отсюда, – произнес старлей, – значит, есть все шансы накрыть их.
Пока миротворцы топали по тропинке, то нырявшей вниз, то подымавшейся вверх, бойцы делились впечатлениями. Кое-кто уже успел побывать в увольнении, и местная экзотика в ее мирном варианте бойцов не оставила без впечатлений.
– Зашли мы со Шмаковым на дискотеку, – рассказывал жизнерадостный Коробков. – Я вам скажу, колоритное зрелище.
– Что, отличается от наших, среднерусских? – спросил Щетинкин.
– Не то слово! Музыка «живая»: синтезатор национальной армянской дудки… этот, как его… название забыл…
– Дудук, – подсказал эрудированный Онищенко.
– Во-во, дудук, – кивнул Коробков, – ну и вокалист еще был. Исполняли они классно, ничего не скажешь. У певца голос замечательный. Играли что-то армянское. Так вот, народ колбасился по полной программе. Девчонки моментально образовывали круг и, взявшись за руки, начинали лихо отплясывать с какими-то там сложными перестроениями.
– А я в кафе закатился, хаш попробовал, – поделился своими впечатлениями Левченко.
– А это что такое?
– Одно из главных местных блюд. Типа горячего супа из бараньих или говяжьих ножек, но очень густой. Вкус и особенно запах для нас такой… необычный. Но попробовать классно: на берегу озерца стоят деревянные беседки, с гор дует ветер, перед тобой – горные вершины, а на столе дымится хаш! Пиалы стоят на глиняной тарелке с горячими углями – чтобы не остывал. Подается со свежей зеленью и местной тутовкой.
– Тутовка? Это уже интересно, – хмыкнул Щетинкин.
– Да, представь себе – семьдесят градусов.
– Ого!
– Нет, ее я, конечно, не пил… – опасливо покосился на старлея Левченко.
– Да ладно, рассказывай больше! – подначил Щетинкин.
Десантники, чтобы не привлекать внимания, обошли деревню и приблизились к дому, стоявшему чуть в стороне, на отшибе.
– Все, пришли, – сказал старлей, – отставить все разговоры. Сейчас – предельное внимание.
Миротворцы посерьезнели.
– Действовать будем так… – произнес Баринов.
Спустя некоторое время десантники начали операцию. Часть их рассредоточилась вокруг дома, а старлей, Коробков и Левченко уже поднимались по выщербленным временем ступенькам. Получасовое наблюдение за домом ничего не дало. Строение выглядело покинутым. Часть окон еще имела «родные» стекла, часть была заколочена, а сам дом напоминал старого, больного человека, доживающего свои последние годы.
– Смотрите, товарищ старший лейтенант, дом-то не заперт, – шепотом произнес Коробков, указывая на слегка приоткрытую обшарпанную дверь.
– Да, может, тут никого и нет. – Левченко облизал пересохшие от волнения губы.
– Тихо! – Баринов, поправляя бронежилет, напряженно вслушивался в гнетущую тишину.
Оказавшись в доме, миротворцы осмотрелись. Помещение и вправду выглядело давно оставленным человеком. Со стен лохмотьями свисали пожелтевшие обои, пол во многих местах был разворочен, повсюду валялся разный хлам.
– Сдается мне, что никакого узника здесь нет и никогда не было, – проговорил Коробков.
– Глянем дальше, – прошептал Левченко, двинувшись в направлении следующей комнаты.
– Погоди! – махнул рукой Баринов. – Надо вначале…
Договорить он не успел. Наблюдавшие снаружи десантники увидели, как входная дверь, сорванная с петель, ласточкой вылетела наружу на несколько метров. Щепками вынесло рамы, а во все стороны брызнули осколки стекол и куски штукатурки. В открывшиеся дыры брызнул шквал огня и пыли.
– Как же так? – Онищенко обалдело хлопал глазами.
Из дома больше не доносилось ни звука.
– За мной! – взревел Локис, с автоматом наперевес бросаясь вперед.
Сейчас он не думал об опасности, да после того, что случилось, было ясно: никого в доме, естественно, нет. Вопрос стоял лишь о том, что же с ребятами. Слыша за собой топот товарищей, сержант прыжками взлетел по ступенькам и, чуть не споткнувшись о какую-то доску, лежавшую поперек, оказался там, где раньше, по-видимому, была прихожая. Поначалу из-за стоявшей столбом пыли было сложно что-то разглядеть. Но протяжный стон, донесшийся справа, заставил его сделать несколько шагов в ту сторону.
На полу, запорошенный пылью, лежал Баринов. Его руки были выброшены вперед, словно у человека, совершавшего прыжок. Голова старлея выглядела как-то неестественно повернутой набок.
– Товарищ старший лейтенант, как вы? – Локис опустился на колени.
Почти сразу же стало все понятно. Осколками Баринову раздробило плечо и правую руку. Но это бы еще полбеды – упавшая с потолка огромная балка пришлась старлею на позвоночник. Он доживал последние секунды.
– Сейчас… сейчас… – пробормотал Локис, понимая, что сделать что-то он, да и никто другой уже не в состоянии.
Баринов пытался еще что-то сказать, но на его губах только пузырилась смешанная с пылью кровавая пена. Через мгновение он захрипел.
– Все. Кончился старлей, – мрачно произнес стоявший за спиной Локиса старшина.
Сержант вгляделся. Баринов был мертв. Зрачки остановились, и в них уже не было никаких признаков жизни.
– Глаза…
– Что? – обернулся сержант.
– Глаза, говорю, закрой ему.
Каким-то деревянным движением Локис протянул руку и закрыл старлею глаза.
Остальная картина произошедшего в доме была не менее печальной. Коробков и Левченко скончались сразу – характер ранений не оставлял обоим никаких шансов.
– Растяжку поставили. Или мину, – прокомментировал кто-то, – это уже пускай эксперты разбираются.
