– Не говори, Жан! Она просто неприступна. А вот и шоколад.
– Так не будем к ней подходить. Здравствуй, шоколад! – проговорил Жан, принимая поднос. – Как поживаешь, шоколад?
Он поставил поднос в углу на маленький столик, тут он и уселся.
– Иди, Шон, – пригласил он, – а слишком гордые останутся без шоколада.
– Вы просто восхитительны! – вымолвила графиня, увидев, что Шон подала Жану знак, что он может завтракать один. – Вы делаете вид, что очень чувствительны, а сами даже не замечаете, как я страдаю.
– Да что с тобой? – подходя к ней, спросила Шон.
– Ни один из вас даже не подумал о том, что меня беспокоит! – вскричала она.
– Так вас что-то беспокоит? Скажите!
Жан не двинулся. Он намазывал себе тартинки.
– У тебя кончились деньги? – спросила Шон.
– Что ты! Скорее они у короля кончатся!
– Тогда одолжи мне тысячу луидоров, – попросил Жан, – мне они очень нужны.
– Вы сейчас получите тысячу щелчков по своему мясистому красному носу.
– Так король решил оставить при себе этого отвратительного Шуазеля? – спросила Шон.
– Что же в этом удивительного? Такие, как он, несменяемы.
– Может, король влюбился в ее высочество?
– А-а, наконец-то вы подходите к самой сути! Поздравляю вас! Однако взгляните на этого грубияна: он лопает шоколад и пальцем не желает шевельнуть, чтобы мне помочь. Да нет, они оба хотят, чтобы я умерла от огорчения.
Не обращая ни малейшего внимания на разразившуюся за его спиной бурю, Жан разрезал вторую булочку, намазал ее маслом и налил себе вторую чашку шоколада.
– Что вы говорите! Король влюбился? – воскликнула Шон.
Графиня Дю Барри кивнула головой, словно хотела сказать:
«Вы угадали».
– В ее высочество? – спросила Шон, всплеснув руками. – Ну, тем лучше; не будет кровосмешения. Да и вам спокойнее: лучше он будет влюблен в нее, чем в кого-нибудь еще.
– А если он влюблен не в нее, а в кого-нибудь еще?
– Господи! Что ты говоришь? – побледнев, воскликнула Шон.
– Вот видишь, теперь и тебе стало нехорошо. Этого только недоставало!
– Однако, если все обстоит именно так, мы погибли! – пробормотала Шон. – Вот отчего ты страдаешь, Жанна! В кого же он влюблен?
– Это ты у своего братца спроси. Он уже фиолетовый от шоколада, как бы не умер прямо здесь. Он-то тебе скажет, он наверняка знает или, по крайней мере, догадывается.
Жан поднял голову.
– У меня что-то хотят узнать? – спросил он.
– Да, господин Торопыга, да, господин Главный помощник, у вас спрашивают имя лица, интересующего короля, – ответила Жанна.
Жан плотно сжал губы и процедил всего три слова:
– Мадмуазель де Таверне.
– Мадмуазель де Таверне! – закричала Шон. – Ох, пощадите!
– Он об этом знает, палач! – завопила графиня, откинувшись в кресле и воздев руки к небу. – Он знает и спокойно ест!
– О! – воскликнула Шон, очевидно переходя в лагерь сестры.
– По правде говоря, – кричала графиня, – я не понимаю, почему я до сих пор не выцарапала его огромные отвратительные, заспанные глаза. Бездельник! Смотрите, дорогая, он поднимается!
– Вы ошибаетесь, – возразил Жан, – я сегодня еще не ложился.
– Что же вы, в таком случае, делали, бабник?
– Я, черт возьми, бегал всю ночь и утро, – с возмущением ответил Жан.
– Да что говорить… Кто будет служить мне лучше, чем служат сейчас? Кто мне скажет, что сталось с этой девицей, где она?
– Где она? – переспросил Жан.
– Да.
– В Париже, черт побери!
– В Париже?.. Где именно?
– Улица Кок-Эрон.
– Кто вам сказал?
– Ее кучер, я дождался его в конюшнях и допросил.
– Что он ответил?
– Он только что отвез все семейство Таверне в особнячок на улице Кок-Эрон; дом стоит в саду, примыкающему к особняку д'Арменонвиль.
– Ах, Жан! – воскликнула графиня. – Это заставляет меня помириться с вами, друг мой! Однако нам необходимо знать все мелочи. Как она живет, с кем встречается? Чем занимается? Получает ли корреспонденцию? Вот что важно узнать!
– Ну что ж, узнаем!
– Каким образом?
– Каким образом?.. Я уже кое-что нашел, теперь ваша очередь.
– Улица Кок-Эрон? – с живостью переспросила Шон – Улица Кок-Эрон, – равнодушно повторил Жан.
– Должно быть, на улице Кок-Эрон сдаются комнаты.
– Превосходная мысль! – воскликнула графиня – Надо поскорее отправиться на улицу Кок-Эрон, Жан, и снять Дом. Мы там посадим своего человека, он будет следить за тем, кто к ней входит, кто выходит, что там замышляется. В карету, живей, живей! Едем на улицу Кок-Эрон!
– Пустое! На улице Кок-Эрон дома не сдаются.
– Почем вы знаете?
– Навел справки, черт побери! Правда, там есть…
– Где – там! Говорите!
– На улице Платриер.
– Что за улица Платриер?
– Вы спрашиваете, при чем тут улица Платриер?
– Да.
– Эта улица выходит задами на сады улицы Кок-Эрон.
– Пошевеливайтесь! – приказала графиня. – Надо снять квартиру на улице Платриер.
– Уже снял, – проговорил Жан.
– До чего же вы восхитительны! – воскликнула графиня. – Поцелуй меня, Жан!
Жан вытер губы, чмокнул графиню Дю Барри в щечки и церемонно поклонился в знак признательности за оказанную ему честь.
– Это большая удача! – заметил Жан.
– Вас не узнают?
– Какой черт может меня узнать на улице Платриер?
– А что вы сняли?
– Крошечную квартиру в покосившемся домишке.
– Должно быть, у вас спрашивали, для кого вы снимаете квартиру.
– Разумеется.
– Что же вы ответили?
– Я сказал, что квартира предназначена для молодой вдовы. Ведь ты – вдова, Шон?
– Вот это я понимаю! – воскликнула Шон.
– Ну и прекрасно! – проговорила графиня. – Она поселится в квартире и будет за всем следить. Не будем терять времени!
– Я отправляюсь сию минуту, – сказала Шон. – Прикажите подать лошадей!
– Лошадей! – крикнула Дю Барри и так яростно тряхнула колокольчиком, что могла бы разбудить весь дворец Спящей Красавицы.
